Я отпустил кнопку. Не хотел слушать остальное. Меня волновала только задача выяснить, как письмо Чарли вписывается во временную шкалу. Следующие два часа я потратил на то, чтобы собрать воедино кусочки головоломки, зная, что единственный способ получить ответы – спросить ее.
Но для этого требовалось снять трубку и позвонить ей. В последний раз, когда я сделал это, Чарли оказалась в моем доме, вторглась в мое пространство.
Дверь со скрипом отворилась. Я увидел, как в мой кабинет вошли кожаные мокасины, и поднял взгляд, увидев дешевого двойника Болдуина, которому они принадлежали.
Уолтер щелкнул выключателем, глядя на меня с подозрением.
– До меня донесся слух, который, надеюсь, не соответствует действительности.
Я выгнул бровь.
– Расскажи. Ты же знаешь, я люблю сплетни.
Он проигнорировал мой сарказм, хотя это было немного резче, чем наше обычное мрачное подшучивание.
– Ты опоздал на прием к Изабелле Ромеро.
– В прошлом я несколько раз опаздывал на прием, такова природа нашей профессии, но они никогда не требовали личного визита великого доктора Уолтера Бернарда.
Он пожал плечами.
– Ты никогда раньше не опаздывал на УЗИ к дочери врача, который входит в Медицинскую комиссию штата Нью-Йорк.
– Я не оказываю привилегированное отношение.
– А еще ты не освобождаешь свой график без предупреждения и не перекладываешь на меня рутинные осмотры, пока сидишь в темноте в своем кабинете и делаешь Бог знает что, но ты здесь.
– Это насильственное вмешательство?
– Тебе нужно, чтобы я вмешался?
– Нет, но мне нужно, чтобы этот разговор закончился.
– Я беспокоюсь не только о тебе. Я беспокоюсь о твоих пациентах. Ты знаешь, что произойдет, если ты оторвешь взгляд от мяча.
– Он бьет тебе в лицо, – закончил я, позволяя знакомому льду заполнить мои легкие. Пока я снова не превратился в холодного, равнодушного Тейта. Моя единственная защита от мира. – Беспокойство принято к сведению. Можешь возвращаться к своим делам.
После того, как он ушел, я вернулся к своему состязанию в гляделках в потолок, держа на коленях раскрытый блокнот. В этой позе я просидел до тех пор, пока не стало достаточно поздно, чтобы покинуть кабинет, и я был уверен, что Чарли покинула мой дом.
Она стащила ключ с моей цепочки для ключей. В течение прошлой недели она входила и выходила по своему желанию, превращая мое жилище в минное поле, которого я был полон решимости избегать. Что означало оставаться допоздна в клинике. Наедине со своими мыслями. Не занимаясь реальной работой.
Это чертовски смутило моих сотрудников, которые не хотели уходить до меня.
Слава богу, Терри уже не было, когда я пришел домой. Он вернулся несколько дней назад. Очевидно, из поездки к азартным играм в Атлантик-Сити, но я понятия не имел, где он нашел на нее деньги.
(Примечание для себя: надо убедиться, что вся мебель на месте.)
Теперь его распорядок дня состоял в том, что он уходил на несколько часов и возвращался трезвым, поэтому я не мог выгнать его на основании нарушения правил. Потом он умолял меня выложить «Милый Яд», пока я чертовски не приблизился к тому, чтобы вышвырнуть его на улицу.
На моем переднем крыльце стояла коробка. Доставка готовой еды. Я собирался забрать ее несколько дней назад, но забывал. Я поставил коробку на кухонный островок и открыл, зажав нос от гнилостной вони.
У меня было много дел, и я должен выбросить содержимое в мусорный бак на улице, но не мог придумать мотивации. Я запихнул батончик гранолы в горло, едва его прожевав. Затем поплелся вверх по лестнице и рухнул на кровать, не снимая обуви.
Нужно ли мне было брать себя в руки?
Да, на кону были жизни.
Но это могло подождать еще один день.
Глава пятьдесят четвертая
Это был тот же самый сон. Келлан падает с крыши, руки болтаются, ноги дрожат. В его широко раскрытых, удивленных глазах плещется сожаление. Только на этот раз я успел его поймать. Я держал письмо в руке. Манифест на целую страницу обо всем, что Кел ненавидел во мне. Все причины, по которым я заставил его желать смерти.
Я встал на его траекторию.
Протянул руку, чтобы поймать его.
И проснулся.
Я хлопнул рукой по тумбе, заглушая будильник. Орган в груди угрожал лопнуть. Я чувствовал себя так, словно пробежал марафон. На самом деле я проспал целых семь часов. Я предпочел бесконечные сны о моих ошибках. О непоправимой ошибке. Из-за этого я на весь день становился невыносимым козлом, но, поскольку в последнее время такое поведение, казалось, было моим правилом по умолчанию, то сомневался, что на работе кто-нибудь заметит.
Встав с постели, я чувствовал себя так же дерьмово, как и последние пару недель. Может быть, даже дерьмовее. Я умылся, накинул на себя более-менее презентабельную одежду и сбежал по ступенькам.