Милый яд

11:16 вечера. Оказываюсь в Сент-Поле. Не помню, как сюда попал, но я сижу в «Лексусе». Останавливаю машину как раз перед поворотом. Келлан не мертв. Я в это не верю. И если не увижу другого полицейского, запись с места преступления, последствия, он жив. Я ухожу. Говорю себе, что, когда я вернусь домой, Кел будет там, его сердце еще бьется, и это слабое оправдание того, что он вышел после комендантского часа.

11:32 вечера. Кела нет дома.

11:49 вечера. Пробую съесть курицу с пармезаном, потому что это последний подарок, который сделал мне Кел. Я успеваю проглотить, прежде чем меня рвет. Больше не люблю это блюдо. С тех пор нога моя не ступала в рестораны французской кухни.

11:50 вечера. Ханна приходит после звонка Уолтера и укладывает меня спать. Я согласен, потому что не хочу смотреть на ее лицо. Это напоминание о плохом решении в длинной череде плохих решений.

12:01 утра. Сожалею, что пытался заснуть. Все, что я вижу, когда закрываю глаза – Келлан. Как он падает с крыши в замедленной съемке. Быстрая перемотка вперед. В реальном времени. Это причиняет боль во всех отношениях. К четвертому повтору я убежден, что он сожалеет об этом. Я никогда не узнаю.

2:30 утра. Просыпаюсь. Спал как убитый и едва функционировал. Пишу секретарше, попросив ее отменить все приемы в этом году. Меня не волнует, как она с этим справится. Пытаюсь поесть, меня тошнит, и я нахожу голосовое сообщение от Кела. Позже узнаю, что он отправил его за час до своей смерти. До сих пор его не прослушал.

Смерть Келлана совпала с продлением моей страховки от халатности. Это потребовало психологической оценки у психиатра, который решил, что заставить меня заново пережить день смерти моего брата – хорошая идея. Он заставил меня записать в список то, что я запомнил из той ночи, чтобы мы могли разобраться с каждой временной меткой. Что-то о том, что нужно заново пережить историю, чтобы отпустить ее. Как будто я когда-нибудь избавлюсь от своей доли вины в смерти моего младшего брата. Как будто когда-нибудь смогу это сделать.

Я сидел в темноте, поджав ноги под столом, и читал записную книжку, которую хранил со времен встречи с доктором Фелтоном. Существование письма Кела перевернуло мою временную шкалу.

Когда он это написал? Когда он его отправил? Отдал ли он его непосредственно Чарли? Что произошло в день его смерти?

Я был уверен только в том, что это было предсмертным письмом. Если Чарли не хотела, чтобы я его видел, значит, ей – им – было что скрывать. Уродство моих отношений с Келом в значительной степени запечатлелось в моем мозгу. Я не был бы шокирован, узнав, что письмо, которое он написал перед смертью, состояло из пяти тысяч слов о ненависти к Тейту Маркетти.

Но это только породило еще больше вопросов. А именно: почему его получил не Терри? Кел поклонялся своему отцу больше, чем любому богу, известному человеку. Казалось странным, что он не написал ему ни слова. Если только в их истории не было чего-то большего, чем я знал. Вопрос, который я бы никогда не задал Терри, потому что… ну и черт с ним.

Сработал интерком. Я нажал кнопку, принимая звонок.

Голос Сильвии эхом разнесся по моему кабинету.

– Доктор Маркетти, я отменила ваши встречи на день, как вы просили. Доктор Бернард согласился подменить вас на три часа, хотя он, казалось, был недоволен тем, что это обычный осмотр и…