Милый захватчик

Это показалось ей очень странным. Более того, комната выглядела так, словно ею продолжали пользоваться, хотя во всех остальных царило запустение, а на кухне витал сладковатый запах давно не топленного очага. Здесь же повсюду были следы недавнего присутствия человека: занавеси на окнах и застекленной двери, ведущей на веранду, небрежно отдернуты; на заваленном бумагами столе — чисто мужской беспорядок: пишущая машинка без крышки, с торчащим из нее листом бумаги; трубка, щедро усыпавшая зеленое сукно столешницы остывшим пеплом; книги, книги, книги… а на одной из полок — маленький фотоаппарат, в котором Бриджит тут же признала кошмарно дорогую «Лейку».

Подойдя к двери в сад, она не нашла в своей связке нужного ключа. «Ну и Бог с ней, — решила она, — закрыта, так закрыта, не стану же я ее ломать! Лучше задернуть шторы и убрать «Лейку» подальше от любопытных глаз…».

Бриджит нашла футляр от фотоаппарата, вытащила из-под горы книг на полу крышку от пишущей машинки и хотела уже водрузить ее на место, когда грохот сзади заставил ее обернуться: книги рассыпались и валялись теперь в полном беспорядке, усеяв все вокруг закладками. Бриджит принялась наугад вкладывать их назад, и тут ей попался объемистый том ирландских баллад, из которого торчал уголок какой-то записки. Она машинально раскрыла его и прочла четыре выведенных карандашом, слова: «Милая Тера! Тот вечер…».

Всего четыре слова, но Бриджит почудилось в них нечто такое, что сразу отбило у нее охоту приводить бумаги в порядок. Этот изрядно потрепанный сборник баллад явно сменил немало владельцев, и вовсе не обязательно, что дядя или его друг-профессор имели какое-то отношение к начатому и забытому письму, однако когда-то существовала некая девушка, и тот, кто обращался к ней «милая Тера», наверняка не захотел бы, чтобы его послание, пусть даже и неоконченное, попало в чужие руки.

Наверху было еще шесть комнат и ванная, из которой тянуло холодом. Окна фронтона выходили на центральную улицу; на ее противоположной стороне красовалась вывеска «Магазины О'Хэнлона», а ниже — маленькая табличка, извещавшая, что заведение закрыто на ланч. Бриджит усмехнулась: в Ирландии ланч мог длиться бесконечно. Но вид на сад, открывавшийся из других окон, наполнил сердце девушки чувством, близким к восторгу. Сад был прекрасен в своей дикости и запущенности, а за низенькой стеной, отделявшей его от внешнего мира, виднелись вдалеке серебряная полоса реки и несколько домиков на берегу; фермер загонял во двор лениво мычащих коров, вокруг с лаем бегала собака, дым костра поднимался вверх, к блеклому февральскому небу… «А здесь хорошо, — внезапно поняла Бриджит. — Дженни здесь понравится. Вот только…»

Мирный пейзаж за окном потерял свою четкость, мысли девушки снова вернулись к несчастьям сестры. Рентген показал застарелую болезнь легких, слишком запущенную, чтобы поддаваться быстрому лечению. Когда медики вынесли этот приговор, Бриджит и Дженни, ее сестра, появившаяся на свет двумя годами позже нее, впервые в жизни расстались, и Дженни отправилась в санаторий на побережье Кента. Там-то ее врач и заявил Бриджит: «Никогда, ни при каких условиях ваша сестра не должна возвращаться к своей работе в оркестре. Сейчас ей необходимо жить на свежем воздухе, два года как минимум, где-нибудь в горах или на берегу моря. Отдых, простая деревенская пища и режим, да-да, режим всегда и во всем — вот мой рецепт!».

А затем пришло первое письмо, из Дублина. Поверенный дяди сообщал, что Бриджит унаследовала дом в Эйре.

Что говорить, дом этот находится как раз там, где, по мнению доктора, и следовало бы жить Дженни, но… Бриджит содержала себя и сестру, а ее работа — единственный источник их существования — была в Лондоне. Отделенные же средства столь скудны, что их едва хватит на переезд, кроме того, дом, все-таки, слишком велик. Вот если продать его вместе с обстановкой, то денег должно хватить и на гнездышко поскромнее, и на спокойную жизнь…

Она еще раз обвела взглядом комнату и хотела уже отойти от окна, как вздрогнула, услышав снизу звук шагов. В доме был кто-то еще! Но как, же так? Она отлично помнила, что заперла все двери.

Какое-то время Бриджит напряженно прислушивалась, а затем, набравшись смелости, бесшумно скользнула вниз по лестнице. Теперь она сожалела о том, что отпустила таксиста. Тот, кто был внизу, беззаботно насвистывал мотивчик известной песенки «Поверь мне, крошка» и, казалось, вовсе не смущался тем, что столь нахально вломился в чужой дом. Отбросив последние сомнения, Бриджит быстро прошла к двери в кабинет, отперла ее и распахнула настежь.

У стола, спиной к ней, стоял мужчина и, погрузив руки чуть ли не по локоть в ворох бумаг, что-то искал.

— Как вы вошли, и что вы здесь делаете? — резко спросила Бриджит.