Мне стыдно за свою слабость, за то, что продала завод. Умом я понимаю, что выбора у меня не было, но внутри все жжет от боли. Я открываю бутылку виски и тонкой струйкой поливаю могилу. Это любимый напиток отца. А я хочу с ним выпить. Я делаю несколько глотков прямо из бутылки. Алкоголь приятно обжигает небо, согревает горло.
– Прости… – выдыхаю я.
Это слово само срывается с языка. Просить прощения не в моих правилах. И все же.
– Я стараюсь, папа. Я очень стараюсь.
Я не знаю, слышит он меня или нет. Но в эту самую минуту я готова уверовать и в жизнь после смерти, и в реинкарнацию, и в ангела-хранителя, что теперь следует за мной по пятам.
Вытираю слезы и делаю еще один глоток.
– За тебя папа. Я люблю тебя, – шепчу я, поднимаясь с колен.
На кладбище тихо и пустынно. Только разношерстные мраморные плиты смотрят на меня. Здесь похоронены мои бабушки и дедушки. Но мне не вспомнить где. До смерти отца мне казалось это глупой тратой сил и времени. Человек умер не для того, чтобы к нему продолжали ходить в гости. Он жаждет тишины и покоя вдали от суеты живых. Но теперь все изменилось, и за последний месяц я возлагаю цветы к надгробной табличке отца уже в четвертый раз. Март выдался тяжелым.
Возвращаюсь в каморку. Бадди встречает меня, радостно виляя хвостом. Я протягиваю сладкое лакомство, и он аккуратно слизывает его с моей ладони. Приятное прикосновение его теплого шершавого языка заставляет меня улыбнуться. Мой старый пес – это, пожалуй, единственное, что по-настоящему держит меня в Клайо.
Бадди снова забивается в угол, а я сажусь за стол разбирать бумаги и корреспонденцию. Я не смотрела почту больше месяца. Только по прошествии такого времени осознаешь, сколько ненужной макулатуры бросают в почтовый ящик ежемесячно. Счета, рекламные проспекты, распродажи, штраф за превышение скорости и… письмо на имя моей матери. Отправитель не указан, зато есть адрес. А я не знаю никого, кто мог бы написать ей из Нью-Йорка.
Это короткое письмо не выходит у меня из головы. Я прочитала его тысячу раз. Каждая строчка, каждое слово теперь высечены у меня в памяти. Я читаю его не только наяву, но и во сне. У меня в груди пылает пламя, и этот пожар не потушить водой. Только кровью. Ее кровью.
Я обыскала весь дом. И уже не раз. Я пытаюсь найти ее следы. Не могу поверить в свою удачу. Я столько лет искала ее. Ждала. И вот она пришла. Сама. Прямо ко мне в руки. Пока мать ходит в церковь, я снова перебираю вещи в шкафу. Обыскиваю каждый дюйм. Ничего. Беру бутылку пива и сажусь в гостиной ждать. Я знаю, она скоро вернется.
Бадди подходит ко мне и кладет на диван свою уставшую морду. Он любит, когда я чешу ему за ухом. И у меня нет повода отказывать ему в этой маленькой радости. Я делаю глоток холодного пива, наслаждаясь блаженным кряхтением четвероногого друга.
Ровно в двенадцать парадная дверь открывается и мать заходит в дом. Снимает свою соломенную шляпку и кладет ее на комод у входа. Она заметила меня, но продолжает хранить молчание. После того завтрака мы с ней не разговариваем. Она делает вид, что меня нет. А я уже давно перестала брать ее в расчет. И все же сегодня нам придется поговорить.
– Ты не получала почту из Нью-Йорка? – спрашиваю я, пожирая ее глазами.
Она спокойно разувается, опираясь рукой на стену. Марш по ступенькам крыльца ей стоит легкой отдышки. Обувает в тапки на небольшой танкетке. Она хочет оставаться на высоте даже в домашней обстановке. Ее лицо не выражает ни одной новой эмоции. Не вижу перемен и в жестах. Не глядя в мою сторону, она семенит на кухню и наливает себе стакан воды. Все выглядит знакомо и обыденно, и все же я не могу так рисковать.
– Я с тобой говорю, мама, – с нажимом произношу я, переступая через спящего в ногах Бадди.
Она спокойно пьет воду.
– Это очень важные документы, – продолжаю наседать я.
Снова глухая стена.
– Отец вел переписку с одним человеком из Нью-Йорка. Ты знаешь что-то об этом?
Она ставит стакан на стол, и наши глаза впервые встречаются. Я стою у нее на пути. Ей придется со мной поговорить.
– Просто скажи, ты получала письма из Нью-Йорка?
– Нет, – выплевывает она, делая шаг вперед.
Я не двигаюсь с места.
– Что, нет? Ты можешь нормально ответить? Это очень важно, понимаешь? Это касается нашего будущего!
Я ее не обманываю. Каждое мое слово – чистая правда, и она это чувствует. Но едва ли она улавливает скрытый в них смысл. Едва ли понимает, как много поставлено на карту.
– Нет, я не брала никаких писем из Нью-Йорка, я понятия не имела, что у отца там был кто-то знакомый, – отвечает она, отталкивая меня в сторону.
Я позволяю ей пройти. Больше я ее не держу. Но и меня в этих стенах уже почти ничто не держит.
Глава 15