Мимо денег

Маленькие ошибки жалили больнее, точно так же как вязкий, сырой сквознячок иногда наносит больше урона, чем свирепый ветрила, срывающий крыши с домов. Казалось, чего проще — поставить на «Токсинор» импозантную, дутую фигуру, отворить дополнительную фортку для финансовой перекачки — рядовая коммерческая трехходовка, и вот поди ж ты, накладка за накладкой. В самой схеме, многократно опробированной и проверенной в разных вариантах, никакой погрешности не было, сбой произошел на личностном уровне. И тут опять возникала навязчивая параллель с полковником-особистом. Похоже, в натуре одноклеточного, вымирающего россиянина, в его, говоря по-научному, генетическом коде, таилась какая-то червоточина, пряталось крохотное жальце, которое без лупы и не разглядишь. На молоденькой сучке заторчал старый мудак — разве можно такое предвидеть?

Из машины Трихополов дозвонился до виллы в Петрово-Дальнем, до Галины Андреевны. Передал цыганке грустный эпизод на квартире Сабурова. Что греха таить, не шли из головы ее бредовые пророчества.

— Что об этом думаешь, мадам?

— Я предупреждала, соколик.

Голос торжествующе-унылый. Микки вспылил:

— По-твоему, старикашка прибежал домой и укокошил двух здоровенных бугаев? Зубным протезом, что ли?

— Илюша, сейчас не до шуток, хотя, возможно, чувство юмора тебе скоро пригодится. Расскажи подробнее. Что там случилось?

— Откуда я знаю. Мамедов сказал, у обоих бошки свернуты. И кровищи по колено.

— Пусть отработает нормальная бригада с Петровки.

— Не хочу. Опять всплывет «Токсинор».

— От головорезов Мамедова толку не будет. Это дело тонкое. Все равно придется подключать спецов. Илюша, забудь о «Токсиноре». Подумай о себе.

Раздражение Трихополова достигло предела, вдобавок увязли в «пробке». Через стеклянную перегородку водитель Микеша делал отчаянные знаки: дескать, я ни при чем, босс! Трихополов погрозил ему кулаком. У цыганки спросил:

— Еще что посоветуешь?

Ответила все тем же заунывным, трагическим голоском, которого он терпеть не мог. Будто хоронила, стерва.

— Брось все дела, приезжай сюда. Обсудим. Надо принимать экстренные меры.

— Уверена, что это Сабуров?

— Пока не он. Он еще скапливается. Но круги идут через него. Как через ретранслятор.

Вот уж не предполагал, что ведьма знает такие слова. Откуда бы? Хотя нынче и цыгане бегают с «мобильниками». Они-то в первую очередь после бычар.

— Галя, убедительно прошу, не темни. Если есть что сказать, скажи. Только без мистики. Надоело!

— Не поленись, загляни к старику. Увидишь, как выглядит эта мистика. И чем пахнет.

Не прощаясь, отсоединился. Вызвал Мамедова, благо «пробка» не рассасывалась, ползли черепашьими шажками. Мамедов, бывший полковник спецназа, прославленный герой двух войн, услышав голос хозяина, оробел, начал докладывать заново, мямлил. Трихополов резко его оборвал:

— Какие новости по Сабурову?

— Илья Борисович… э-э… но ведь Серафимов держит все концы… Мои ребята обеспечивают прикрытие. Вроде так условились? Или если я не понял, то, конечно… готов нести…

Генерал Серафимов из бывшего пятого управления, золотой кадр Трихополова (в прямом смысле: деньги текли в него, как в черную дыру), третий день находился в запое, и Мамедов, прикидывающийся овечкой, не мог этого не знать. С интонацией, не сулящей ничего хорошего, Трихополов предупредил:

— И тебе, Мамедыч, и твоему Серафиму даю последние два дня. Не найдете — и вопрос встанет уже не о профессоре, а совсем о других людях. Улавливаешь, полковник?

— Илья Борисович! — Голос героя дрогнул от незаслуженной обиды. — Готов, как говорится, принять, но вы же знаете, Серафимов мне не подчиняется. Пьяного не сыщешь, а трезвый он со мной вообще не разговаривает. Я для него кто? Чурка с глазами. Говорит не стесняясь. Он и про евреев так отзывается, сам слышал. Он же фашист. Как с ним дело иметь? Его надо повесить. У него…

— Уймись! — прервал Микки, невольно улыбнувшись. — Кто из вас чурка, вы уж, пожалуйста, сами разберитесь. Два дня, и ни минутой больше. Все. Отбой. Работайте, товарищи.