Миндальный вкус зла

– Нет, я к этим привыкла.

– Хорошо, Оксана, – Наполеонов поднялся со стула, – выздоравливайте, я, возможно, вас ещё навещу.

Выйдя из палаты, он нашёл взглядом Настю и подозвал её к себе.

– Какими духами пользуется ваша подруга? – рявкнул он.

– «Златом скифов», – выпалила перепуганная девушка.

– Ага, хорошо, а вы, Анастасия Львовна?

– «Шанель № 5». А что случилось? – пискнула она испуганно.

– Так, ничего… А скажите мне, Анастасия Львовна, неужто у Геликанова не было денег на французские духи для невесты?

– Да не хотела Оксана никаких французских духов, – отмахнулась Настя от назойливости следователя, – она всегда любила именно «Злато скифов». Всегда ими душилась. И ещё стихи читала.

– Какие стихи? – насторожился Наполеонов.

– Блока, естественно:

«Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!»

– Потрясающе!

– Что?! – растерялась Настя.

– Хорошие стихи, говорю.

– Ну, да, хорошие, Блок всё же, – кивнула Царькова.

– А вот моя подруга не любит Блока, – вздохнул Наполеонов.

– Почему?

– Не любит она заоблачных мужчин. Ей нравятся земные.

– То есть?

– Ну, Пушкин, там, Тютчев, Самойлов…

– Понятно, – сказала Настя, на самом деле ничего не понимая.

– Значит, всегда, с десятого класса, только «Злато скифов».

– Всегда и только, – подтвердила Царькова, моля бога, чтобы следователь не тронулся умом или хотя бы объяснил ей свою блажь.

Но Наполеонов ничего объяснять не стал, он только кивнул и быстрым шагом устремился к выходу.

* * *

Брызги заката упали в траву, в глубине сада, где-то среди переплетённых ветвей, пробовали голоса певчие птицы. Мирослава и Дон лежали на крыльце. Мирослава читала книгу, а Дон прижимал лапой принесённую из сада травинку, время от времени пытаясь то ли перекусить её пополам, то ли заставить шевелиться.

Звонок, напоминающий перезвон колокольчиков, известил о том, что пожаловали гости. Морис глянул в камеру, увидел автомобиль Шуры и его рыжеватую голову, высунувшуюся из окна, нажал на кнопку, ворота разъехались, и белая «Лада Калина» въехала во двор. Мирослава оставила книгу и устремилась навстречу Наполеонову.

– Устал? – спросила она. – Есть хочешь?

– Как собака.

Через полчаса Шура с аппетитом ел куриный суп и одним глазом поглядывал на тарелку с рыбой и салатом, а другим на ватрушки с малиновым вареньем.

Хозяева, которые поужинали ранее, не торопились приставать к нему с расспросами, молча тянули мятный чай. И лишь когда Шура сказал «спасибо» и перебрался на диван, Мирослава попросила:

– Рассказывай.

– Рассказывать, собственно, нечего. Замотался, а толку с гулькин нос.

– Ты узнал, какими духами пользуется Оксана?

– Да, у неё духи «Золото скифов».

– Ну, что ж, мы ведь с самого начала не думали, что это Арефьева наведывалась в квартиру Четверткова…

– Как ты думаешь, зачем вообще эта особа приходила туда? И если она открывала квартиру ключами, то, выходит, знала, что хозяина дома нет.

Мирослава кивнула:

– Да, она знала, а приходила, скорее всего, затем, чтобы оставить фотографии и с их помощью пустить следствие по ложному пути.

– Надеялась, что, увидев фотографии, мы уверуем в виновность Геликанова.

– Я думаю, да. Ты пробил номер автомобиля?

– Да. Его владелец некто Липатов Андрей Маркович, 1974 года рождения. Вот адрес. – Он положил на стол вдвое сложенный листочек.

– Спасибо, завтра нанесу ему визит.

– Думаешь, он приятель этой девицы?

– Скорее всего, нет. Вряд ли, зная об убийстве Четверткова, она решилась бы подъезжать к его дому на автомобиле знакомого.

– Могла проколоться…

– Могла, но мне в это не верится. Завтра узнаю.

В открытое окно влетал приятный ветерок и вместе со струёй прохлады вносил тонкий аромат нарциссов.

– Хорошо у вас здесь, ребята, – Шура зевнул, прикрывшись ладонью, – только я сейчас усну.

– Тогда иди к себе, – сказала Мирослава.

И Наполеонов отправился в комнату, которая в этом доме называлась Шуриной. А Волгина с Миндаугасом убрали со стола и вышли прогуляться в сад. В полночном небе мерцали звёзды, а само оно, умытое лунным светом, казалось сияющим. Детективы ни слова не сказали о деле, которое их занимало. Просто шли и наслаждались весенней ночью, любовались звёздами и луной.

– Помнишь, у Щипачёва, – сказала тихо Мирослава, – поэты и влюблённые и шепчут и лепечут о луне. И даже океаны бросаются ей навстречу, чтобы потом отойти с сожалением назад.

– Да, помню, – кивнул Морис. – Поэт радуется, что океанам повезло и им никак не достать до луны, иначе бы даже они хлебнули беды с переменчивой небесной красавицей. Ведь никому не известно, какова же она, обратная сторона луны, – Миндаугас внимательно посмотрел на Волгину: – Но вы-то думаете не о луне.

Она тихо вздохнула:

– Да, ты прав. Я думаю о переменчивости жизни, то, к чему стремились люди после семнадцатого года прошлого века, во что страстно верили и чему отдавали свои жизни, обесценилось и стало никому не нужным. Грустно…