«Филипп Капельгородский и после смерти отца был у нас частым и уважаемым гостем и при материальных затруднениях охотно помогал нашей семье.
Моя мать, Александра Михайловна, с голоса блестяще аранжировала украинские песни, и Капельгородский любил слушать, когда мать исполняла их на пианино».
Еще раз себя спрашиваю: могут ли сатира и юмор религиозный туман развеять?
И сам себе отвечаю: безусловно, могут. Могут и крылья ангелам сломать, и чертей в аду разогнать.
Потому и удивляюсь: почему с книжных полок исчезли чудесные атеистические юморески Остапа Вишни?
Вот где разящая сатира! Вот где острейшая секира!
Секла и сечет волка в овечьей шкуре!
Не найдем в книжных магазинах и антирелигиозных рассказов Филиппа Капельгородского.
Написанные знатоком канонов христианско-библейского учения, юморески Капельгородского блестяще выполняли и выполняют свою благородную миссию: выворачивают наизнанку евангельский кожух.
О-го-го!.. Боже праведный. Сколько там наклеено фальшивой шерсти!
Великий русский философ-мыслитель Н. Г. Чернышевский давно доказал, что без местного колорита и без национальных обычаев, мыслей нет национальных характеров у действующих лиц, правдоподобия в действии…
Так оно и есть.
Оружие сатиры — могучее оружие. И когда его умело, в конкретных, реальных условиях и с местным колоритом нацелить против льстивого сектантства, ей-же-ей, большое это и животворное дело.
Сухой, абстрактный язык, постно-циркулярные лекции, как бы они смело ни хватали бога за бороду, никаких эмоций не вызывают.
Не волнуют людей. Не берут за живое.
Почему бы всем нашим издательствам не издавать антирелигиозных, хорошо иллюстрированных юмористических рассказов «листовками» и «брошюрками»?
Издавали же такие миниатюры украинские советские писатели в двадцатые — тридцатые годы?
Свидетельствую — сами в руки к читателям шли. Почему теперь не издают — трудно понять.
А то, извините, как двинут томище… Цена руки обжигает…
Произведения на антирелигиозные темы издают преимущественно в переводах с иностранных языков. Главным образом об иезуитско-католических проделках…
Это неплохо. Пусть все знают, как заморские монахи давили род людской. Околпачивали и околпачивают доверчивых.
Но пора приняться и за «домашних» монахов-попов. Пора побеспокоить христолюбивое воинство сектантское.
Мне часто приходится путешествовать по колхозам. Бываю, разумеется, в клубах, библиотеках.
Молодая, с высшим образованием библиотекарша рассказывала:
— Переводные антирелигиозные рассказы написаны искусно, мастерски. Но по своему содержанию и краскам недоходчивы. Пробовала я громко читать их. Слушают, зевают и говорят: «Что же вы, голубушка, хотите — нехристи… католики!.. И отец Иоанн на проповедях предостерегал: «Не верьте еретикам! Супостатам!..»
Как-то летом в колхозном клубе я слушал лекцию на антирелигиозную тему. Лектор главным образом останавливался на творчестве философов и историков древних веков. Вспоминал Плутарха, Флавия, Диогена, Сократа…
Стиль — пышно-путаный… Из клуба выходит бригадир.
— Василий Иванович! — спрашиваю. — Как?
— Да как вам сказать. До лекции я знал — не было Христа. А вот теперь, прослушав лекцию, растерялся. Может, и был…
А о том, что в этом селе отец Иоанн три дня подряд в помоях святой крест обмывал и помойное ведро обнимал, лектор ни одним словом не обмолвился.
С досадой замечаем — не учитывает лектор конкретный местный колорит.
Заскрипела дверь — кто-то вошел. Взглянул, и радостно стало: дорогой гость приехал. Вошел Володя Сосюра — в кожаной куртке и сапогах. Смуглый, мечтательный… Не сказав ни «здравствуйте», ни «прощайте», встал посреди комнаты и начал читать:
С Володей я дружил, можно сказать, с самых юных лет. Был живым свидетелем рождения его поэтического таланта.
Володя читает, а я каждое его слово жадно ловлю.
Читал юный Сосюра неповторимо.
Вот он стоит, родной, близкий, а слушаешь — и мурашки по спине бегают.
Изумительно читал:
Вспоминаешь те времена, даже дух захватывает от радости. Намеренно подчеркиваю — те времена. Особенно волнующие, когда рабочим и крестьянам впервые широко открылись двери в храм литературы и искусства.
Ох! Какое великое творческое счастье заглянуло нам в глаза. Заглянуло реально и величаво. Сын шахтера, мой друг Володя, — выдающийся украинский поэт.