Кирилл Тугокопылый трусцой бежал на место преступления. Задыхался, сопел, но бежал. Бежал и по ровной степи, бежал и по лужам. Пусть ноги по колено вязнут (пусть терпят!), пусть сверху еще и проливной дождь хлещет, гром небесный по спине бьет — ничто не могло остановить ненасытного хозяина.
Добежит Тугокопылый — и голоса его не узнать. Мягко, смиренно заговорит:
— Дай, боже, день добрый! Эх, человече, человече, разве ты не видишь, на чьем поле своего чахлого теленка пасешь?
— Межа… На меже пасу.
— Межа?.. Господи праведный! Не зришь ли ты с высоты небесной, какая на свете неправда? Он на меже своего глупого теленка пасет!.. На моем пасешь, Христос с тобой. Дурень ты! Раскрой глаза — на моем! Я горевал, не спал… А он — на меже!..
— Это ваши степи, а это моя полосочка… А это — межа.
— Боже, боже!.. Совесть у тебя есть? Что ты плетешь — «моя полосочка…»? Когда она была твоя? При Царе Горохе! Опомнись и больше не греши. Это чьи же волы припахали? Вон, там-там… Видишь, аж до камыша? Чьи? Мои! А он бормочет — его полосочка. Она уже давно с торгов продана мне. Эх ты, бедняга! Живешь-живешь да все на чужом пасешь? Хе-хе-хе!.. Да бог с тобой, грех поделим пополам. Половину я тебе дарю, а половину отработаешь. Приходи на молотьбу. Молотьбы у меня — ой-ой, до покрова хватит. Хлеб будешь есть мой. И не говори, не рассуждай, — и хлеб и харчи мои! Спекут, сварят и принесут тебе в степь. В степи и спать будешь. Ляжешь на широкой скирде и ворочайся, как на перине. Я для людей — боже меня сохрани…
Щедрый, ласковый хозяин… Кому пудик ржи одолжить — одолжит. Не погнушается и подсобить:
— Согни, человече, шею, а я тебе мешочек на спину подкину.
Поверит человек, подставит спину, смотрит, а милосердный хозяин на шею петлю набрасывает.
— Я тебе, ты мне — по-христиански… Я тебе хлебца, а ты мне отдашь ту полоску, что под горой. Она же тебе без надобности…
Потихоньку-полегоньку, то одолженным хлебцем, то льстивым словцом хитроумный Кирюха и загребал в большую кучу маленькие земельные лоскутки своих ближних.
Невдалеке, на высоком пригорке, в роскошной усадьбе жил привередливый Кириллов конкурент в небесных делах — ревностный старообрядец Терешко Тягниряднодосебе.
Иногда в степи или в садике встретятся и бранятся до полуночи, решают — двумя или тремя перстами достойнее божьей милости просить.
— Кирилл, — душевно убеждал Тягниряднодосебе, — возвеличься в делах духовных. Не иди по пути нечестивых. Не уподобляйся проклятым попам. Праведным двуперстием проси у бога милостыню: «Боже, еще достаточка пошли…» Усердствуй, брат Кирилл. Всевышний узрит!
Приглядывался всевышний к перстам или не приглядывался, а брат Кирилл со скотиной тремя перстами еще больше преуспевал: одних волов загнал в загон пять пар. Да телята, да жеребята, да коровки…
Успевай только креститься — говядины хватит…
Одна беда — не спится. И не спится, и не лежится… Хозяйственные мысли покоя не дают, бешено снуют: «На такие овраги, горы, долы — одна паровая молотилка! Глумление да и только. Люди хлеб уже продают, а я еще молочу. Вторая паровая до зарезу нужна. Или жатки… Людям на смех — три жатки на такие раздольные степи. Маловато, ей-ей маловато — не управляются. Хлебец господь родит и высоконький и густенький…»
Почесал Тугокопылый поясницу, повернулся на правый бок и аккуратненько прикинул на пальцах — деньжат хватит. Одна касса в сарае, под бочкой, зарыта, вторая — под грушей, третья — возле свинарника. На черный день лишнюю копейку спрятал. Полный горшок золотых червонцев в землю закопал. И возле отхожего места, под старым фургоном, тоже зарыл. Так зарыл, что никакой черт не догадается.
Копеечек хватит и на молотилки, и на жатки, и на плуги…
Тут бы спокойненько и заснуть, так нет — новые мысли неспокойно шевелятся, засели и не выходят из головы: где строить маслобойку?
Закроет глаза неусыпный хозяин и так, с закрытыми глазами, начинает кобчиком по хутору кружить: просторное, удобное маслобойное место ищет.
Хорошее местечко на краю хутора, на большаке. Боже, какое доходное место! Кто бы ни ехал, кто бы ни шел — никто мимо не пройдет. Заедет или зайдет. Проклятая двуперстая штунда опередила, раньше этот кусочек захватила. На дороге каменную молельню поставила. Первачком, сучий сын, торгует. Днем молится, ночью глотку заливает — пьет!.. Чтобы из тебя горячую кровь выпили!..
На том конце сам дал зевка. Бесов волостной служака Мусий Нетесаный давно хороший уголок захватил. Паровую мельницу там воздвиг. И где он столько денег нагреб? Где же?.. Пятый год волостным старшиною лает — и, видишь, мельничку налаял!
Тугокопылый повернулся на другой бок. Так-так, облюбовал местечко. В центре хутора, рядышком, возле самой церковки божьей. Отец Иоанн, не сглазить бы, любит за красненькой протянуть свою пастырскую длань. Пусть протягивает — помаслим. Поплюю, где мое не пропадало, а оно, смотришь, и меня бог не забудет. Смотришь, и в мой карман поплывут тысячи…