«Поскольку вышеименованный Ефим Перепичка в своих показаниях громко кричал: «Да здравствует дружба народов!» — считаем нужным по отношению к нему, такому и переэтакому, применить испанскую кару: повесить на бересте вниз головой, чтобы он отрекся от своих богопротивных показаний». Подписал «Варивон Кирпатый, богослов и значковый есаул».
В о п р о с. Когда вы были в Петрограде?
О т в е т. Сожалею, но в этом славном русском городе еще сроду не был. Дважды был в Полтаве, ездил на базар. Один раз с подводой ездил, другой раз поросенка продавал, чтобы недоимки уплатить.
В о п р о с. Кто вам подсказал лозунг: «Землею будем мы владеть, а паразитов ждет беда!»?
О т в е т. Родные братья.
В о п р о с. Где вышеназванные братья подвизаются?
О т в е т. Вышеназванные браты четыре года подвизались в окопах. Вшей кормили и за ненавистное панство кровь свою проливали.
В о п р о с. Братья щирые украинцы?
О т в е т. Щирые. Щиро на Украине желают того, что и наши дорогие русские братья: захваченную помещиками и кулаками землю вернуть народу.
В о п р о с. Какой ранг у ваших братьев?
О т в е т. Солдаты-большевики. Меньшому брату, Василию, еще большее счастье улыбнулось: он великого Ленина в Петрограде видел и слушал.
В этом месте запись протокола прерывалась…
Долинчане выдвинули требование: немедленно освободить Ефима Перепичку.
Земец созвал совещание — как быть? Верить или не верить людской молве? Но люди говорили и показывали пальцем на смирненького Тягниряднодосебе:
— Хитрая змея!.. Подколодная… Сюда перстом, а туда хвостом…
Войдя в доверие верховоды, Тягниряднодосебе первым посоветовал Ефима Перепичку милостиво выпустить из темного амбара. Выпустить и, выписав на широких полотнах евангельские заповеди, двинуться в слободу Бедная Долина и словом божьим склонить долинчан жить с хуторянами в мире. За пятый сноп выходить на жнива.
Но не дремали и автокефалисты:
— Как — за пятый? Что ты мелешь, богохульник, — за пятый? Долинчане испокон веков нам косили и жали за шестой! Смирение свое показываешь?..
Тягниряднодосебе непоколебимо стоял на своих позициях:
— Братья! Сам бог велит уступить…
— Чей бог? Твой?.. Штундистский?! — заорал Кирилл Тугокопылый и обратился к земцу: — Ваша земская милость! Позвольте от имени православия протестовать… — И, не сдержав кипящего гнева, через стол схватил за грудки старовера. — Имеешь ли ты бога в животе или не имеешь?
Терешко Тягниряднодосебе глубоко верил, что евангельская секта наиправеднейшая, чистейшая и светлейшая, что ей, и только ей, благоверные отцы и страстотерпцы завещали тихим преподобным словом вывести человечество на праведный путь, замолить тяжкие людские грехи. Православие же, хотя оно и одето в пышные золотые ризы, ведет людей только к гибели и умножает работу чертям в аду — плодит грешников.
Вобрав все это в свою душу, Терешко Тягниряднодосебе в эту минуту загорелся единственным желанием — от слов перейти к делу, стукнуть косматого оппонента увесистой гирькой.
Но гирьку забыл прихватить с собой и острыми зубами вцепился в правое автокефальное ухо.
— Докажу подлецу! Докажу, что я имею бога! Отец Абакум таскал вас, неверных, за волосы руками, а я тебя, свинью, ощиплю зубами!
Тугокопылый видит, что шутки плохи, может доказать, и выхватил длинное сапожное шило.
— Не докажешь, богопротивный! — люто прорычал он и с разгона всадил шило в левую штундистскую ягодицу.
Тягниряднодосебе, мужественно защищая честь благочестивой секты, ловким рывком оторвал вражеское ухо.
— Безухая корова, покорись! Наш бог самый праведный!
Дискуссия, чья вера достойнее, оставила честного человека, бедняка Перепичку, сидеть и далее взаперти в затхлом старообрядческом амбаре.
Утром тихокопыловцы письменно известили: