Министерство будущего

Они медленно продвигались по улицам и переулкам, ведущим к озеру. Струнный квартет наигрывал что-то из Лигети, а может, Штокхаузена, очаровав толпу, за исключением одиночек, которые пытались передразнивать звуки или выкрикивали ругательства. Пробегавший мимо клоун сунул в руки Мэри и Артура цуг-флейты: ей – маленькую, писклявую, ему – побольше, басовитую. Арт остановил спутницу перед парой зелено-оранжевых львов.

– Вырастающий, смотрящий впрям, – прокомментировал Арт. – Под цвет ирландского флага. Можно встать на одного из них, устроить свой оркестр и сыграть «Раглан-роуд». Гэльское название песни, – сказал Арт, прежде чем они начали, – «На заре нового дня».

– Очень к месту, – ответила Мэри, пытаясь сосредоточиться на мелодии.

Цуг-флейта незатейливый, но нелегкий инструмент, Мэри играла на нем в детстве. Каждый микрометровый шаг поршня заметно изменял высоту звука, верную ноту взять не было никакой возможности, в середине ноты приходилось вносить маленькие поправки, так что процесс вполне тянул на гугген-музыку. Вероятно, точно так же дело обстояло с тромбонами, не зря их столько играло не в такт в этот вечер – отсутствие практики как вынужденная добродетель. Арт успешно выводил мелодию на своем свистке покрупнее, Мэри изо всех сил подстраивалась, некоторые прохожие останавливались и слушали. Мэри вдруг поняла: прохожие останавливались, потому что в этот вечер ни один музыкант не заслуживал остаться без аудитории. Это ее настолько тронуло, что Мэри чуть не пустила слезу, она сильнее дунула в маленький свисток, заставив его звучать почти настоящим дискантом. Слезливая ирландская баллада, без которой не обходится день Св. Патрика: ноябрьским днем на Раглан-роуд я увидел ее и сразу понял… Когда они закончили, Мэри потащила Арта прочь, приговаривая: «Пошли. Мы этими пищалками им все уши просверлим». Он только смеялся в ответ.

Много было бывших школьных оркестров, собравшихся вновь: люди достали из кладовок инструменты и пиджаки и с радостью погрузились в мир песен их юности.

– Швейцарцы никогда не расстаются с музыкой, – прокричал Арт, заглушая шум, – все учатся играть еще в школе, а даже если потом бросают, есть такие вечера, как сегодняшний, чтобы вспомнить.

Мэри кивнула, озираясь по сторонам. Лица музыкантов раскраснелись и сияли восторгом совместной игры. Музыка как игрушка для взрослых.

Звуки разных оркестров накладывались друг на друга, что, похоже, не мешало музыкантам, а если и мешало, то зрители воспринимали это как часть зрелища. Чем ближе к озеру, тем гуще становилась толпа, главные события происходили на берегу. Здесь нередко с одного места можно было услышать три мотива сразу, а то и больше.

– Настоящая какофония! – выкрикнула Мэри.

– Полифония! – крикнул в ответ Арт.

Мэри с улыбкой кивнула.

Приближалась полночь. Скоро наступит Пепельная среда с ее воздержанием и постом. А сейчас можно пускаться во все тяжкие. Жирный вторник. Похлеще новогодней ночи – всем раскрепоститься. Конец зимы не за горами, пусть еще не весна, но хотя бы обещание весны. Весна обязательно настанет. Это чувство и задавало тон карнавальной ночи.

Мэри и Арт спустились к озеру, к летней купальне. Мэри вспомнила большую конференцию во дворце конгрессов, гордиев узел мировых дел и тут же подумала: «Нет, не сейчас». Она всю жизнь пыталась распутать этот узел, а удалось выдернуть лишь пару веревочек, большой узел так и остался нераспутанным, несмотря на многолетние непрестанные усилия. От этой мысли повеяло холодом. Мэри схватила Арта за руку и повела к небольшому парку со статуей Ганимеда и орла.

– Ты ее раньше видел?

– Статую-то? Конечно. Вот только кем был Ганимед, я толком не помню. И птица тут при чем?

– Это своеобразная загадка. Якобы Ганимед встретился с Зевсом, и Зевс явился в облике орла. Посмотри на него. Как ты думаешь, что он говорит орлу? В чем здесь смысл?

Арт немного подумал. Обнаженный бронзовый юноша, руки вытянуты, твердо стоит на ногах, одна рука поднята вверх и отведена назад, вторая – опущена вниз и протянута вперед, словно он что-то предлагал птице – жест соколятника. Да только орел ростом почти до пояса человека.

– Крупная птичка, – оценил Арт. – И у нее что-то не в порядке с крыльями.

– Это – феникс, – внезапно догадалась Мэри. – Может быть, это феникс.

– Человек отдает ему свою жизнь, – подумал вслух Арт.

– Не знаю, – промолвила Мэри. – До меня смысл не доходит.

– Он что-то явно предлагает. Это жест дарящего. Он – это мы, правильно? То есть он, как и мы, отдает мир животным!

– Может быть.

Ганимед определенно что-то говорил орлу. Что мы обретем величие или хотя бы перестанем быть серостью. Что мы практически не изменились – все те же дети-вундеркинды. Что у нас нет другого дома. Что мы справимся, каких бы глупостей ни натворили. Что все пары не похожи друг на друга. Что единственная катастрофа, от которой невозможно оправиться, – это вымирание. Что мы можем превратить Землю в благое место. Что люди способны взять судьбу в свои руки. Что судьба – пустая выдумка.