Министерство наивысшего счастья

P. S. Я узнала, что ученые, работающие в птицеводстве, пытаются подавить материнский инстинкт у кур, чтобы уменьшить или вообще устранить их стремление к высиживанию яиц. Несомненно, цель этого — заставить кур прекратить зря тратить время и сосредоточиться на эффективном производстве яиц. Несмотря на то что я принципиальный противник всей и всяческой эффективности, хочу все же спросить, не поможет ли проведение подобных экспериментов (я имею в виду искоренение материнского инстинкта) на мааджи — матерях пропавших в Кашмире людей — облегчить их участь. Сейчас эти женщины являются совершенно неэффективными и непроизводительными единицами, живущими на принудительной диете из безнадежных надежд, суетящимися на своих огородах и кухнях и ломающими голову над тем, что вырастить и что сварить своим сыновьям, если те вернутся. Уверена, что вы согласитесь со мной: это очень плохая бизнес-модель. Вы сможете предложить нечто лучшее? Какую-нибудь выполнимую, реалистичную (хотя я противник и реализма) формулу, позволяющую получить эффективную Порцию Надежды? В случае матерей Кашмира есть три возможных варианта — Смерть, Исчезновение и Семейная Любовь. Все остальные формы любви, если допустить, что они и в самом деле существуют, должны быть исключены из рассмотрения. За исключением, Любви к Богу, конечно (понятное дело).

P. P. S. Сегодня я переезжаю. Не знаю, правда, куда, и это наполняет меня надеждой.

Окончив письмо, она аккуратно сложила его и сунула в сумку. Нарезала торт, положила его в контейнер и поставила в холодильник. Потом, один за другим, отвязала шарики и заперла их в шкаф. Потом включила телевизор и убрала звук. Какой-то человек продавал на аукционе свои брови. Первоначальная цена была пятьсот долларов. В конце концов, за тысячу четыреста долларов он согласился сбрить брови электробритвой. По лицу мужчины блуждала забавная, застенчивая улыбка. Он был похож на Элмера Фадда в «Чокнутом кролике».

Небо посветлело.

Саддам Хусейн пока не появился.

Похитительница, проявляя легкое нетерпение, выглянула из окна.

На ее телефон пришло сообщение:

«Мы проводим Международный день йоги. Медитация при свечах на берегу бассейна под руководством гуру Хануманта Бхардваджа. Присоединяйтесь!»

Тило набрала ответ:

«Можно я не буду присоединяться?»

Прямо у школьных ворот, на которых нарисованная медсестра вводила нарисованному малышу нарисованную вакцину от полиомиелита, группка заспанных работниц-мигранток со строительства дороги окружила маленького мальчика, который, согнувшись, как запятая, скорчился над открытым канализационным люком. Женщины стояли, опираясь на свои лопаты и кирки, словно ожидая представления поп-звезды. Запятая не отрываясь смотрела на одну из женщин — ее, запятой, мать. Но вот вдохновение посетило мальчика, и он сделал лужу. Рядом с люком расплылось пятно, похожее на желтый лист. Мать положила на землю кирку и подмыла ребенка грязной водой из старой бутылки из-под минеральной воды. Остатком она сполоснула руки и смыла желтый лист в люк. Этим женщинам в городе не принадлежало ничего. Ни крошечного клочка земли, ни последней лачуги в трущобах, ни кусочка жестяной крыши над головой. Канализация им тоже не принадлежала. Но теперь они внесли прямой, оригинальный взнос, сделали экспресс-отправление, да не куда-нибудь, а в эту самую канализацию, захватив пусть небольшой, но плацдарм. Мать взяла запятую на руки, взвалила кирку на плечо, и маленькая компания двинулась дальше.