Министр любви [сборник рассказов]

— Я не знаю, — ответил Оскар, — муж её за 30 дней не сказал ни слова, дети её — викинги, белые, сильные, прости меня — идиоты, она готовит только рыбу. В доме такие запахи — у меня ощущение, что я на втором рыбном заводе… И потом — все постны, как фрикадельки для желудочника.

Оскар замолчал.

— Я пожалуй, поеду домой! Конечно, у нас нет мяса, свободы, но меня хоть могут прирезать — и я предпочитаю быть прирезанным, чем сдохнуть здесь от скуки. Тогда её муж, может быть, произнесет слово. Я мечтаю услышать его голос. Все вы здесь заняты, решаете мировые проблемы, и ни у кого нет времени посидеть и вспомнить наше давнее детство, наше взморье, дюну, на которой валялись, костры на Лиго, смоляные бочки, которые горели всю ночь, камыш, которым стегали по голым ногам. Ты помнишь ноги Арии?..

— Прости нас, — произнёс Ивар, — мы здесь 44 года. Мы стали скандинавами…

— Я в лагере был не намного меньше, — огрызнулся Оскар, — однако ж я не стал уголовником… Я думаю, что скоро поеду домой, успокой её…

Вскоре они вернулись. Сестричка удивилась:

— Уже? Ну как, Оскар, тебе понравилось?

— Я знаю? — ответил тот. — Что мне уже может понравиться?

Сестра начала заводиться:

— Как это что? За ус кита тебе можно было купить два магнитофона.

— Зачем мне два магнитофона? — спросил он.

— А что ты хочешь, — взмолилась сестра. — Что? Целый месяц я добиваюсь, что ты хочешь — видео? камеру? костюм? — скажи, чёрт бы тебя побрал!

— Плавник акулы, — ответил Оскар, — сосать плавник акулы в полном одиночестве. Что это за ресторан, где ни души!

— Оскар, — сестра становилась пунцовой, — у нас в рестораны ходят в субботу, а сегодня понедельник.

— А у нас ходят и в понедельник.

— У вас нечего жрать! — орала сестра.

— Нечего жрать — но ходят. А у вас есть — и пусто!

— В Дании в рестораны… — начала сестра.

— У нас ходят всегда, — продолжал Оскар.

Глаза сестры заблестели.

— У нас, — ворчал Оскар, — ходят и в понедельник, и во вторник, и

в …

— В Дании в понедельник в рестораны не ход — ят! — вдруг завопила сестра. Так орут, когда режут. — В Дании в понедельник в рестораны не ходят, — она сотрясала своего брата, — ты слышишь, не ходят!

Вся ярость, накопившаяся за месяц, вырывалась из её глубокого рта, ушей и ноздрей: — В понедельник! …в Дании!..в Дании… в понедельник! в рестораны! …ходят! не!..

Минут семь она повторяла эту фразу. Потом обессилела. Выпустила Оскара и откинулась в кресле. Муж был тут же.

— Вы что‑то хотите сказать? — с надеждой спросил Оскар. — Ходят или не ходят?

Муж покачал головой и закурил сигару.

— Чтоб ты сгорел, — улыбнулся Оскар, — я не уеду, не услышав от тебя слова.

И тут вдруг открыл рот Ивар.

Он был возмущён.

— Кричать на моего брата?! Для этого ты его вызывала из Риги?!

Отдых на свободе? Ноги моей здесь больше не будет!..

Ивар переехал в гостиницу и забрал с собой Оскара. Тот был спокоен. Ивар угощал его венским шоколадом.

— Почему ты спокоен, — возмущался он, — ты даже не возмутился! Не удивился! Ты даже не заметил!

— Чего? — не понял Оскар.

— Как она орала.

— Я замечаю только, когда она молчит. А она всегда орёт. Я думаю, что она меня выписала из Риги, потому что в Дании ей не на кого орать. Я чувствую себя здесь лишним — этот муж, эти викинги…

— Скажи ей об этом, — посоветовал Ивар.

— Я говорил.

— Ну и?..

— Она не слышит.

— У неё есть прекрасный слуховой аппарат.

— Когда я говорю, в кого она превратилась — она его отключает.

— Прости её, ей за семьдесят.

Оскар вздохнул.

— Я, пожалуй, поеду домой. Мы тут не понимаем друг друга. Я приехал к Сарре, а встретил Сельму. Я не с ней ел чернику, не с ней собирал янтарь. Не её ноги вместе с моими свисали над нашим огородом с крыши нашей дачи. И не её щеки были перепачканы свежей вишней в знойный июль, понимаешь, Зяма.

— Меня зовут Ивар, — вновь повторил тот.

В воздухе повисла тишина. Было слышно, как в Северном море идёт волна.

— Дорогой мой брат Ивар, — вдруг сказал Оскар, — завещал ли ты мне второй этаж, мой любимый брат Ивар, с туалетом справа?

Ивар не удивился.

— Что за вопрос? — ответил он, — но я переписал. Как ты его увезешь? Я тебе завещал яхту и селедки.

— А мыло?!

— Ну, конечно! У вас же нет мыла. Два ящика мыла. И потом — если ты останешься — я отдам тебе второй этаж. Будем вместе. Всегда вместе…

— Что значит — всегда вместе?! — Оскар что‑то почувствовал.

— Ну как?.. Прекрасное солнечное место. Под сосной. Я слева, Сарма справа, Берта и Хендрик — чуть поодаль, и сразу ты! Хочешь?..

— Я хочу жить! — завопил Оскар, — жить!..

— Живи, — успокоил Ивар, — кто тебе мешает. Твое место всегда за тобой! Если я его куплю сейчас… Завтра мы полетим в Осло и купим.

— Не — ет! Завтра я полечу в Ригу. Я хочу домой! Завтра я улечу в Ригу.

— Почему, Оскар? Куда ты торопишься?!

— Неужели ты не понимаешь, мой дорогой брат? Я же еще не купил места на кладбище…

Вундеркинд из Севильи

Мы бродили по еврейскому кладбищу на Масличной горе. Было около полудня, палило солнце и Эли рассказывал, как иорданцы разграбили кладбище.