Минная гавань

Гриша насмешливо прищурился и кивнул, — мол, как видишь, чего же тут спрашивать.

Аркадий учтиво встал.

Освободившись от тарелок, Берта улыбнулась Грише и подошла к Аркадию. На ней было облегающее вязаное платье с приколотой у плеча серебряной сактой и узконосые туфельки на шпильках. В голубых глазах девушки было столько живости, что не осталось и следа от той лениво-медлительной манеры, с какой она держалась на рынке за прилавком.

Аркадий пожал протянутую ему крепкую маленькую руку и принялся говорить обычные в таких случаях комплименты. Берта, будто забыв о существовании Гриши, болтала с Аркадием о разных пустяках, по-женски придавая им гораздо больше значения, чем они того заслуживали. Аркадий слушал Берту с дружелюбным вниманием, забавляясь, как всегда, ее мягким коверканьем слов. Свое мнение высказывал вполне серьезно и не спеша, будто был крайне заинтересован в том, что ему говорили.

Гриша стоял у распахнутого окна. Он курил с напускным безразличием. Во время разговора Берта принималась поправлять волосы и при этом не упускала возможности из-под руки стрельнуть глазами в сторону окна.

Аркадий догадался, что каждое слово, произнесенное Бертой, предназначалось не столько ему, сколько Грише. Между ними как бы продолжался начатый раньше спор. И сейчас даже интонация голоса приобретала определенный смысл. Для чего это делалось, понять было нетрудно. Так всегда бывает, когда подчеркнутым невниманием хотят кого-то уязвить, но, встречая вместо предполагаемой ревности снисходительную улыбку, раздражаются сами. Так случилось и с Бертой, когда Гриша повернулся к ней и, ехидно сморщившись, дал понять, что на кухне что-то пригорело. Берта рассерженно фыркнула, будто во всем виновато его равнодушие, и выбежала из комнаты.

Некоторое время все трое, и каждый по-своему, молчали: Гриша насвистывал мотив «Не брани меня, родная», Берта непобежденно стучала кастрюлями, Аркадий откровенно думал: «Скорей бы к столу». Было ясно, что кого-то еще поджидали.

На дворе сердито гавкнула собака, послышался успокаивавший ее женский голос. В прихожей зацокали каблучки. Аркадий выжидающе глянул на дверь. В следующее мгновение он перестал понимать происходящее: в комнату вошла Роксана. С выражением заведомой победы на красивом властном лице она прошла к Берте на кухню, мимоходом поздоровавшись с мужчинами кивком и обезоружив обоих улыбкой. Гриша ободряюще подмигнул, Аркадий же безвольно и недоверчиво улыбнулся.

Из кухни послышались поцелуи, женская болтовня, смех. Аркадий подумал, что такие теплые отношения бывают, видимо, только между очень близкими людьми. Но вот обе они вышли торжественно притихшие, как перед свершением какого-то языческого обряда, о котором они за дверью успели договориться и который мужчинам надлежало принять с покорностью и страхом.

Роксана подошла к Заварову с таким видом, будто не знает его. Аркадий назвался и осторожно пожал протянутую ему руку. Он сказал что-то невпопад и скорчил глупую гримасу. Роксана подавляла, сковывала его зрелой красотой тридцатилетней незамужней женщины, точно это и впрямь была всесильная богиня Диана. Держалась она прямо и свободно. Зеленоватого оттенка ситцевое платье выгодно облегало стройную, начавшую немного полнеть фигуру. В каждом движении сквозила удивительная, почти девическая легкость.

Но впечатление от Роксаны у Аркадия было странным. «Что-то есть в ней необыкновенно цыганское, танцующее… — невольно думалось ему. Ей известно нечто такое, о чем я и понятия не имею…» И оттого, что невозможно было разгадать эту женщину, Аркадий окончательно стушевался под ее насмешливым и любопытным взглядом. Когда же Роксана отвернулась, чтобы сесть на услужливо пододвинутый Гришей стул, Аркадий обреченно решил, что для него все в жизни безнадежно потеряно.

— Гриша, твой друг всегда такой стеснительный? — сказала Роксана, уже не глядя на Аркадия, точно он ее теперь мало интересовал.

— Что? — рассеянно спросил Гриша, по-хозяйски сосредоточенно оглядывая стол и протягивая руку к шампанскому. — А, нет. Это он просто так. У него привычка перед бутылкой вставать по стойке «смирно». Вот сейчас вышибу пробку — и он сядет.

Женщины из вежливости улыбнулись. Аркадий понял наконец, что он и вправду зачем-то стоит, в то время как все сидят за столом и ждут его.

— Садитесь же, Аркадий, — капризно потребовала Роксана, отодвигая для него стул.

Аркадий повиновался. В тот самый момент Гриша хлопнул пробкой и сказал, кивнув на друга:

— Убедились? Аркаша — человек твердых правил.