Минос, царь Крита (СИ)

— Боль утраты, дитя, только боль утраты, — поправил я Ариадну. — Я не считал, что Дивуносойо опозорил меня, не заботился о том, что скажут люди… Я оплакал свою потерю и нашел утешение в новой любви.

Ариадна подняла на меня недоуменный взгляд. Что было непонятно ей в моих словах — как брошенный возлюбленный может не считать себя опозоренным? Или как можно искать утешение в новой любви?

Но недоумение в ее глазах тотчас сменилось изумлением.

Я знаю, что она увидела. Сегодня утром вместо унылого облика постаревшего до времени мужа зеркало отразило сияющие глаза юноши. Мне даже показалось, что морщины вдоль рта стали не так заметны, а резкие черты лица чуть-чуть смягчились. О, Афродита Урания! Ты знаешь: когда смертный получает дар из твоих рук — о чем бы он ни думал, как бы он ни был озабочен — ему не дано скрыть от окружающих знак твоей милости. Ариадне ли не знать, что означают эти перемены? Сколько раз она посмеивалась надо мной, снова и снова уязвленным стрелой Эрота!

Глаза дочери стали колючими и холодными, тело напряглось.

— Как я могла забыть? Он вернулся и снова поманил тебя?! — желчно спросила она. — И ты, словно пес, бросился к нему, забыв о гордости? Ты — анакт величайшего в Ойкумене царства?!

— А ты… не бросилась бы следом за Тесеем? — язвительность дочери болезненно задела меня, и я с готовностью воздел свой скорпионий хвост с ядовитым жалом — прежде чем подумать, насколько разумным будет ответить ей тем же.

Смуглое лицо Ариадны стало землистым, черты исказились от невыносимой боли, на глазах снова выступили слезы и, набухнув, побежали по худым щекам. Она стиснула виски мелко дрожащими пальцами и потом, немного опомнившись, отчаянно затрясла головой:

— Нет!!! Нет!!! Разве только, чтобы убить его… невыносимо…

Сделав над собой еще одно усилие, Ариадна стиснула зубы, до синевы под ногтями сжала пальцы.

— Что же в нем такого необычного, в твоем Лиэе?

— Он любим мною.

— Морок!!! — зло прошипела Ариадна. — Ни один… ты слышишь, отец… ни один!.. Не стоит так дорого!!! И твой Лиэй — тоже!

— Жаль, что ты столь презираешь мужей, ибо сегодня один достойный юноша просил отдать тебя ему в жены.

— Достойный юноша?!!! — яростно сверкнула она глазами и тут же стиснула виски руками, отошла в сторону и прижалась лбом к стене, пытаясь остудить пылающую голову. — Коль ты считаешь его достойным, то, верно, мне будет за ним покойно.

Ариадна повернулась ко мне лицом — все еще мокрым от слез, но уже холодным и рассудительным.

— Ты выбирал мужей и жен для всех моих сестер и братьев. Ты искал для них тех, с кем они в покое могут прожить долгие годы. Ничто другое не тревожило тебя…

Она попыталась улыбнуться и кивнула:

— Я доверяю тебе, отец. Я согласна. Надеюсь, он не попрекнет меня былым.

— Ты даже не спросила имени своего будущего мужа! — в отчаянии прошептал я.

— Мне сейчас неразумно выказывать норов. Ты прав, мне надо искать мужа. Я не вижу иного разумного выхода для себя. Не бойся, я буду благодарна ему.

Ариадна приблизилась, погладила меня по лицу горячими, мокрыми ладошками:

— Коль это успокоит твое сердце, скажи: так как же его зовут? Не Эммер ли это, с Анафы?

— Нет, дитя мое. Это твой спаситель, Дионис.

Ариадна отвела взгляд, закусив губу в кратком раздумье, и я видел, как покачивает она головой, но не смеет возразить, а потом склонилась передо мной и произнесла с достоинством, подобающим царевне, и покорностью, приличной почтительной дочери:

— Я согласна стать его женой, отец, и благодарна тебе за заботу.

Эгей. (Первый год двадцать первого девятилетия правления Миноса, сына Зевса. Созвездие Близнецов)

Свадьбу Ариадны и Диониса отпраздновали пышно и шумно. Жених, явившийся всем в виде Диониса Кироса — статного чернобородого мужа в венце из виноградных листьев, выглядел истинным сыном Зевса. Величественный и сдержанный, немногословный, но мудрый, он был истинным анактом рядом с моей дочерью. Ариадна, целомудренная и неприступная, как Паллада, восседала рядом с ним, и на губах ее играла едва заметная торжествующая улыбка гордой избранницы божественного жениха. Она выказывала свою радость и приязнь к Дионису. Но мне повсюду чудилась ложь. Спустя несколько дней я спросил у служанки, довольна ли ее госпожа браком и любима ли она супругом? Та с готовностью ответила, что Дионис ласков и обходителен с моей богоравной дочерью, но утром их ложе бывает едва смято, как будто Ариадна и Кирос прожили в браке многие годы.

Да и сам я, встречаясь взглядом со своей дочерью, видел в ее глазах небывалую доселе усталость и покорность судьбе — и только. Я молил Афродиту, принося ей щедрые жертвы, ниспослать им любовь и уповал на целительную силу времени.

С Лиэем мы, по существовавшему меж нами уговору, встречались только на людях. С той самой поры, как я передал ему согласие Ариадны на брак, он относился ко мне с почтительностью, приличествующей зятю царственного тестя.

Едва закончились свадебные торжества, я стал готовиться к войне с Афинами.