Минус 273 градуса по Цельсию

Выходя в приемную, К. услышал голос ректора в переговорном устройстве секретарши. Ректор просил ее приглашать к нему. Приемная была полна жизни: кто-то реакцией на голос ректора встал и бросился к столу секретарши, кто-то пересаживался с одного стула на другой, кто-то, оставаясь на месте, поправлял, подтягивал узел галстука – никому теперь не было дела до К., и он проследовал через приемную, не почувствовав на себе ни одного взгляда. Хотя, оказавшись в коридоре и закрывая за собой дверь приемной, испытал облегчение, похожее на то, как если бы нес-нес на пределе сил некий груз и вот наконец донес, освободился от него.

Оставалось последнее из намеченного на сегодня, если не считать вечернего похода на стадион: друг-цирюльник. Можно было ему позвонить, но К. хотелось прежде их встречи увидеть его салон: удалось восстановить, не удалось? Может быть, на месте салона друга-цирюльника был уже какой-нибудь фитнес-клуб. Или прачечная. Или магазин экологической еды. Если это случилось, совсем другой будет их встреча, и следует к ней подготовиться. Знать, по крайней мере, что салона у друга-цирюльника больше нет.

Красный кабриолет друга-цирюльника в общем стаде припаркованных к тротуару автомобилей он увидел еще издали, когда до салона оставалась добрая сотня метров. Но все же он не был дальнозорок, как привереда, наоборот, близорук, может быть, очки элементарно подводили его? Если то и в самом деле был кабриолет, это было хорошим знаком: будь салон уже в чужих руках, что бы делать здесь другу-цирюльнику? К. в нетерпении прибавил шага – скорее, скорее увидеть, действительно ли это кабриолет друга-цирюльника, висит ли над дверью вывеска салона?

Это был кабриолет друга-цирюльника. Не просто какая-то ярко-красная машина (вокруг почему-то сплошь стояли черные), а именно его кабриолет. И над дверьми, которые К. видел в последний раз выдранными целиком из стены вместе со своими бронированными стеклами, висела вывеска салона, а в окна заново вставлены большие, солнцезащитные зеркальные стекла, и были они, как прежде, расписаны рекламными слоганами и в силуэтах изящно причесанных женских головок и элегантных мужских.

К. замедлил шаг. Эта сторона улицы была сейчас полностью на солнце, оттого немноголюдна, тротуар просматривался далеко насквозь, около дверей салона, в отличие от того, как то обычно, никого не обреталось (обычно три-четыре, пять человек из ждущих своей очереди выходили наружу, курили или просто предпочитали времяпрепровождение на открытом воздухе времяпрепровождению внутри), лишь поодаль на краю тротуара, обратившись к К. спинами, обретались с бездельным видом двое в белых рубашках с закатанными рукавами, разговаривали с кем-то невидимым в одной из припаркованных к бордюру черных машин. Не задерживаясь около дверей, чей нынешний вид нисколько не напоминал о том, что было здесь три с небольшим недели назад, К. распахнул их – внешнюю створку, внутреннюю – и ступил внутрь.

Стук молотков и зубоврачебное визжание дрелей обдали его. Ремонт шел в салоне – вот почему никого не толклось на тротуаре около дверей! Снаружи ремонт был завершен, а внутри еще продолжался. Впрочем, обои уже были обновлены, восстановлены покореженные панели, запах краски витал в воздухе, но слабый, остаточный, – скорее всего, вешали зеркала, крепили рабочие столы, мойки, фены. К. миновал пустой, не обставленный пока мебелью холл, вышел к первому залу – он не ошибся: середина зала была завалена распечатанными и нераспечатанными картонными коробками, в распечатанных виднелось куафёрское оборудование, а около стен возились, сверля, стуча и крутя отвертками, рабочие в синих комбинезонах.

– Закрыто, закрыто! – запретительно замахал руками на К., пошел ему навстречу решительным шагом человек в белой рубашке с галстуком – по всей видимости, руководитель работ. – Дня через три, через четыре!

– Я к владельцу, – сказал К. – Он ведь здесь?

Друг-цирюльник был здесь, иначе бы его кабриолет не стоял напротив салона.

– Он сейчас занят, занят, – наступая на К., продолжил махать на него человек с галстуком. Галстук был интенсивно-зеленый, ярко-шелковый, давивший ему шею тугим узлом, несмотря на жару, – его хозяин демонстрировал своим галстуком независимость, свободу, уверенность в себе. – Занят, просил его не беспокоить, удалитесь! – И уже не просто махал руками, а подталкивал К. к выходу – с настоятельностью, непререкаемостью, – руководителем ли ремонтных работ он был?