Минус 273 градуса по Цельсию

Тут, около поляны, и метров на сто вглубь, где через каждые десять-пятнадцать метров натыкался на шалаш, лес был негуст, прорежен человеческим присутствием – с обломанным подростом, обтрепанным кустарником, вытертой травой, – но дальше становился могуч, глух, сумрачен – столетние ели деспотично властвовали в нем, давая, однако, обильно тянуться к свету подросту, в местах с проникающим солнцем раскидисто неиствовали кудрявые заросли орешника. Хороший был лес, крепкий, здоровый. Казалось, так ему и тянуться – на многие километры, прерваться полем овса ли, пшеницы ли, проса ли или размашистой просекой высоковольтки, шмелино гудящей жилами проводов, прерваться – и снова длить и длить свой глухой зеленый покров… Но нет, через какие-то полчаса лес начал редеть, хиреть, хвоя почти исчезла, сменившись шелестящим листом, все больше стало попадаться деревьев с кривыми, танцующими стволами, земля под ногами начала пружинить, а там впереди по ходу засквозило обнаженное пространство неба, под ногами запружинило сильнее, захлюпало, еще две десятка шагов – и К. вышел к болоту.

Изумрудная, радующая глаз весенней свежестью кочкастая хлябь уходила вдаль и терялась там, заштрихованная маревом жидких крон росших на ней хлипких берез, осин, ольхи. И как далеко она так простиралась: на сотню-другую метров, за горизонт?

К. определился, докуда он дошел вчера, и, ощупывая дорогу перед собой заранее припасенной палкой, пошел вдоль болота дальше. Угадать границу топи в кустящейся осоке удавалось не всегда, ноги то и дело проваливались в коричневую жижу, ботинки были полны воды. Он не знал, сколько времени он так шел – ни ориентироваться по солнцу, ни исчислять по нему время К. не умел. Что он знал, так то, что сегодня наверняка завершит свое обследование. Приметное место, откуда он начал свое обследование, было тремя елями, кучно стоявшими почти у самой болотной кромки. Уже напитавшаяся водой почва вдруг вздымалась здесь твердым отчетливым всхолмьем, и три крепких здоровых дерева среди тонкостволого хилого леса возвышались заметным отовсюду природным маяком.

Памятное место с тремя елями выпуталось из приболотной лесной чащобы навстречу взгляду так неожиданно, что впору было не поверить себе, действительно ли это то место. Но оно это было, никакого сомнения. Другого такого, хоть сколько-то похожего на него, не было больше нигде. Кольцо замкнулось. Да, это был остров. Остров на болоте. Болото окружало его со всех сторон, защищая от проникновения извне и не позволяя выйти с него надежней заполненного водой рва, опоясывающего средневековую крепость.

Разувшись, тыча перед собой палкой, К. ступил в темную хлюпнувшую воду – нога тотчас поплыла вниз, ступил второй – повело вниз и ее, словно некто оттуда плотно обхватил ноги, потянул с жадностью, как долгожданную добычу. К. выдрался на качающуюся неверную кочку, весь облитый холодным потом прошившего его с макушки до пят ужаса. Может быть, и была тропа через болото, можно пройти, но как ее отыскать?

Выбравшись на твердь, К. обтер ноги травой, натянул носки, надел свои лакированные туфли, полученные в той медицинской комнате, где его приводили в порядок для отправки на пир под сосцы Капитолийской волчицы, и двинулся в обратный путь. Остров, остров! Он подтвердил для себя то, что знали другие. Кто так же, как он, собственным опытом, кто приняв на веру чужие слова.

К. прошел, судя по времени, уже не меньше половины обратного пути, когда, остановившись перевязать ослабшие мокрые шнурки и перестав заглушать своими шагами окружающие звуки леса, услышал отчетливое, похожее на костяное, звонкое острое постукивание. И был этот стук никак не природный, – что могло так стучать здесь в лесу? – человек производил его, никто, кроме человека, не мог создавать такого звука.

Не разогнувшись до конца, оставаясь в полусогнутом положении, К. огляделся. До человека, сидевшего верхом на поваленном дереве, равномерно вскидывающего и бросающего вниз руку с неким темным предметом, зажатым в ней, было не больше десятка метров. Тем предметом, что был у него в руке, он бил по другому, что прижимал к дереву, их соударение и порождало звук. И скорее это был все же не костяной стук, а каменный. Да-да, это у него было два камня в руках, и он одним бил по другому.

Что это был за человек, что он здесь делал? К. стоял в положении подглядывающего в замочную скважину, только с вывернутой вбок головой, и не знал, как ему поступить: продолжить свой путь или, наоборот, привлечь внимание человека? Ни разу еще за все дни, что нарезал клиновидными лоскутами территорию своего заключения, он не встречал в лесу никого. Человек в лесу – это было из ряда вон, это было событие.