Минус четыре по Цельсию (СИ)

Отжимания. Подтягивания. Прыжки… Все, не могу больше!..

Валюсь на мат без сил. Рядом тут же приземляются еще два бесчувственных тельца. Отдышаться, переодеться и на лед. Вот и вся любовь…

- Ну что, - Таня тычет Аню в бок, - у Муракова будем сегодня вместе отсасывать?

Анька кривится, не столько от Танькиной грубости, сколько от осознания неизбежных нагоняев от дяди Вани за ошибки и падения.

Девчонки вечером по плану занимаются прыжками. Мне бы тоже следовало поработать над каскадами… Но для меня Нинель сегодня поставила индивидуалку.

 

Катаю короткую. Третий раз подряд. За исключением мелких недочетов – почти чисто. Энергичный разгон. Простенький тройной сальхоф я сделал раньше, оставив на закуску кое-что посложнее. С левым вращением скольжу на правой ноге назад-наружу, лицом внутрь круга. Левая нога впереди накрест. Напрягаю всё тело и, за исключением правой ноги, разворачиваюсь против часовой стрелки. С силой толкаюсь правой ногой. Группировка. Раскрутка. Калейдоскоп света и звука. Мягко и изящно приземляюсь на правую ногу назад-наружу. Красивый выезд из тройного риттбергера с руками в стороны и ровной спиной. Добавляю немного скорости и ложусь в плоский кораблик, называемый кантилевером, раскинув руки и почти цепляя лед плечами. Выпрямляюсь. Парой подсечек захожу на позицию и прыгаю во вращение. Кручу либелу – раз-два-три-четые, меняю позу на волчок – два-три-четыре, выпрямляюсь, забрасываю руки назад, ловлю обжигающий холодом металл конька - кручу бильман – смотрите, завидуйте, как я могу – три-четыре и, еще чуть-чуть поддав скорости, уже без счета кручу эффектный винт с руками вверх. Останавливаюсь. Склоняю голову. Ладони прижимаю к голове. «Я вас не слышу!» Все…

Секунда. Вторая. Третья.

Расслабляю плечи и ноги. Опускаю руки. Поднимаю взгляд. Спокойно качусь к бортику, уворачиваясь от проносящейся мимо мелюзги, старательно тренирующей беговые и сносящей всех, кто зазевается на их пути.

Нинель довольна. Я это вижу. Внимательный взгляд на экран стоящего перед нею компьютера, несколько размашистых росчерков в блокноте. Сползший со лба белокурый локон отбрасывается на плечо. Подкатываюсь к ней и облокачиваюсь о бортик.

- Вон с тем местом есть вопросы, - она поднимает глаза и указывает зажатым в руке карандашом на левую часть льда. – Твизлы твои нелюбимые, вперед и назад, подчистить стоило бы… Особенно вперед… А в остальном… прекрасная маркиза… – она наконец-то соизволяет улыбнуться, - все хо-ро-шо.

Беру протянутый мне листок с оценками. Воспринимаю заслуженную похвалу благодарным кивком.

- Поработай сегодня пожалуйста над выездами, - она щелкает крышкой компьютера, - и дорожки, дружочек. Хочешь – не хочешь, дорожки нужно довести до ума. Берешь Артура отрываешь его от Анечки и… Понял меня, да?

- Понял, Нинель Вахтанговна.

- Давай, вперед.

Разворачиваюсь чтобы отъехать.

- Сереж…

Поворачиваюсь. Удивленно смотрю.

- Я уезжаю сейчас. Приезжай домой сам сегодня… Пожалуйста.

При всем желании не могу сдержать ехидства.

- САМ, пожалуйста или ПРИЕЗЖАЙ, пожалуйста, - елейным голосом интересуюсь я.

Ослепительная улыбка. Нинель запахивает пальто на идеальной фигуре, подхватывает сумку.

- Пошел вон работать, - в тон мне, ласково произносит она.

С хрустом закладываю вираж с места, набираю скорость и пулей несусь вдоль бортика.

 

После заминки в тренажерном зале, по дороге в раздевалку, в коридоре, замечаю Таньку. Стоит, подпирая стену. Увидев меня, делает вид, что куда-то торопится. Подхожу, обнимаю и влеку ее за собой.

- Отпусти, дурак, все же смотрят, - вяло отбивается она.

В коридоре ни души.

Затаскиваю ее в какую-то подсобку. Едва успеваю закрыть дверь, как она забрасывает руки мне за голову и впивается поцелуем в шею. Целую ее плечи, тащу вверх майку, сжимаю в ладонях вызывающе набухшие грудки.

Нам некогда. Мы не произносим ни слова.

Продолжаю целовать ее соски и живот. Стаскиваю с нее шорты вместе с колготами и трусиками. Разворачиваю ее к себе спиной и сжимаю рукой между ножек. Танька сдавленно стонет.

Кое-как освобождаюсь от своих тряпок и всем своим восставшим естеством прижимаюсь к ее ягодицам.

- Чувствуешь какой он…

- Да…

- Можно тебя в?..

- Пальчик туда засунь…

Я выполняю, то, что она хочет, и Танька замирает, мелко подрагивая в моих объятьях.

- Можно?.. – снова прошу.

- Что можно?.. – срывающимся голосом дразнит меня она.

- Можно… тебя…

Прижимаюсь все сильнее и сильнее.

- Ну скажи…

- Можно…

Говорю, как есть, простым и доступным словом.

Танька обожает эти словечки в такие наши с ней минуты. Застонав, и закусив губу, она выгибается, выталкивая из себя мою руку. Подхватив ее за круглую попку, я с наслаждением проникаю в нее на всю глубину.

- О-ой, бляшечки-и! – уже в голос, без стыда охает Танька.

Хорошо, что все еще час назад разошлись, и в «Зеркальном» кроме нас, блудных деток, только пьяный охранник…