Заснул-то я, только под утро и, понятное дело, разбудили меня щелчок дверного замка и крадущиеся шаги Женьки, на цыпочках пробравшегося в комнату…
Как ни старается он не шуметь, у него не получается. Задев стул, он шумно облокачивается о стену, разбудив уже и Анечку тоже.
- У-у-у, Семенов, - стонет она, протирая глаза и подтягивая одеяло к шее, - кто ж тебя учил врываться без стука?..
- Ничего, что это и моя комната тоже, - взрывается было Женька.
Смотрю на него зверем, и он, проглотив возмущение, подхватывает свой рюкзак и, демонстративно медленно, выходит в коридор.
Переглядываемся с Анькой. Краснеем. Смеемся. Целуемся. Ну и все такое тоже…
Наконец, час спустя, мокрые после душа, оставшиеся без завтрака, разбегаемся. Я – на тренировку, Анечка к себе, переодеваться.
А на мне, все равно, даже не смотря на шампунь и лосьон, ее запах, и воспоминания, от которых все внутри сжимается. И совесть мучает…
Первые три элемента выполняю с легкостью, можно сказать, играючи. Триксель, каскад с заглавным четверным лутцем, четверной флип. И на несколько секунд можно перевести дух, проходя первую дорожку. Как назло, в этот же миг боковым зрением ловлю у бортика рыжую головку с аккуратно упакованной в гульку огненной гривой. Танька…
Мы сталкиваемся буквально в дверях, в конце коридора, перед выходом на лед. Изумрудный взгляд, задорная улыбка… Которая мгновенно превращается в ехидную, едва она видит меня.
- Привет…
- Ах, Ланской, - с деланной жеманностью произносит она, - как прошла ночь?
- Хотел спросить тебя о том же, - тут же настраиваюсь на ее волну я.
- Довольна ли наша Анечка вашими талантами? - продолжает издеваться лиса. – Не переусердствовали ли?
Вроде бы шутка, и как бы все свои, слава богу, роднее некуда… Но ее слова ощущаются как беспощадная пощечина. Смотрю на Таньку с укоризной и удивлением.
Понимая, что перегнула, рыжая краснеет и сбавляет тон.
- Беги, Сержик, к Вахавне, а то она о вас двоих уже спрашивала, - говорит она со вздохом. – А я пойду Анечку из нирваны доставать…
И, повернувшись ко мне спиной, она почти бегом скрывается за поворотом…
Тройной сальхоф. Проще простого. За ним четверной лутц и двойной аксель. Чередую ультра-си с базовыми элементами, чтобы не выдохнуться досрочно. Но чувствую, что предательская усталость уже подкрадывается со всех сторон. А еще не все…
Хореографическая дорожка…
И перед глазами Валентина…
Едва я выезжаю на лед, как балеринка догоняет меня и, нарезав вокруг перетяжками, останавливается передо мной и закручивается в медленном волчке. Так, чтобы я мог рассмотреть ее всю…
- Я тебе нравлюсь, скажи, нравлюсь? – шепчет она, просовывая свои ладони в мои и заглядывая мне в глаза.
От нее не отвести глаз. Она восхитительно прекрасна. Но меня коробит от ее детской непосредственности и совершенно недетского взгляда.
- Ты же знаешь, что да, - честно отвечаю я.
И наивно сам себя убеждаю, что ей этого достаточно.
Она подскакивает на зубцы – с ее балетным прошлым такой трюк она проделывает с легкостью – и целует меня в щеку. После чего, звонко смеясь, укатывается прочь также быстро, как возникла. А я на себе ловлю, не сулящий мне ничего хорошего, взгляд Ниель…
И вот момент истины. По первоначальной задумке здесь бы быть четверному сальхофу. И тогда со следующим за ним каскадом тулупов четыре-три квадов получилось бы ровно пять. Но я уже устал. И понимаю, что даже выполнив четверной сейчас, с большой долей вероятности завалю каскад, и останусь без элемента. Ну или четыре-три у меня превратится в три-два, сожрав все бонусы за четверной… Куда ни кинь…
Вместо сальхофа приземляю тройной риттбергер. Дальше, уверенно заезжаю на тулупы и делаю-таки четверной, а за ним тройной прыжок.
Завершаю программу вращениями, красивым финалом и лучезарной улыбкой в сторону судейских мест. На самом деле, дышу как паровой молот, сердце колотится как ненормальное, а коленки трясутся, словно в эпилептическом припадке. На честном слове подъезжаю к калитке, перешагиваю и просовываю руки в рукава любезно поданной Артуром куртки. В реальности - просто приваливаюсь к нему, чуть не упав.
- Ух ты, молодец какой, - тут же просекает ситуацию Клей, крепко подхватывая меня за плечи. – Отлично связочки там проработал, Сереж, и так чоктао и твизлы вот здесь у тебя легли, ну, я доволен, да…
Вижу его как в тумане, но улыбаюсь, киваю.
- Артур Маркович, посади его на скамейку, - не позволяет себя обмануть Нинель. – И попить ему дайте…
Прихожу в себя достаточно быстро. Пять минут, и мир перестает вращаться каруселью. Даже тремор в ногах успокаивается. Но на душе больно и гадко.
- Ненавижу эту программу, - шепчу себе под нос, закрыв глаза. – Терпеть не могу… Не хочу больше ее катать…
- Все слышали? - раздается возле моего уха голос Нинель.
От неожиданности аж подпрыгиваю и озираюсь вокруг. Справа она, слева он. Мураков на корточках передо мной.
- Артур Маркович, - продолжает Нинель, - нам нужна новая программа к чемпионату мира…
Клей обводит нас обалдевшим взглядом.
- С ума сошли? – сварливо интересуется он – Где я вам ее возьму?
Понимаю, что натворил делов…