Минус четыре по Цельсию (СИ)

Максим присаживается рядом в свободное кресло и, многозначительно отгородившись телефоном, предоставляет мне возможность самому подыскивать себе жертву. Хотя, по большому счету, на роль жертвы здесь больше подхожу как раз я…

***

- Явился не запылился. Каким ветром в наши края?

Вот так, по-доброму, по-матерински встречает меня Нинель после двухлетней разлуки, когда я, наконец-то, собравшись с духом, и поддавшись на уговоры Анечки, все же решаюсь поехать к ней. Как и не было этих двух лет. И всего того, что было перед моим отъездом…

Она выходит к нам из-за дальней, увитой плющом и виноградом стены, видимо, услышав звук подъехавшего автомобиля. В знакомом мне джинсовом комбинезоне, футболке, затянутыми в хвост волосами и руками в резиновых перчатках, по локоть вымазанными в земле. Дома не меняется ничего. Май месяц, время ухаживать за цветами в саду…

- Здравствуйте, Нинель Вахтанговна, - вежливо здоровается Аня, закрывая дверь своей машины.

- Что же ты, Аня, сюда его привезла, - усмехается Нинель, - а не выкинула по дороге? Так бы мы с тобой посидели бы, чаю бы попили. Поговорили бы… А теперь что? Снова как раньше? Опять проблемы, скандалы, истерики…

Смотрю на Аньку. Та молча ухмыляется и кивает мне головой. Давай, мол, сам разгребай. Помощи не будет…

Делаю несколько шагов по гравийной дорожке, по которой ходил столько лет, подхожу к Нинель. Молча обнимаю ее, прижимаю к себе и вдыхаю аромат ее волос.

- Гамарджоба, деда… - шепчу я ей на ухо. – Амдени хани… э-э-э… шентан мовал… (Здравствуй, мама, я так долго был идти к тебе (искаж.груз.)

- Тсаведи шентан (шел к тебе (груз.), – поправляет она меня, также шепотом. – Подзабыл уже бабушкины уроки…

Я смотрю на нее, заглядываю в ее карие глаза, и в какой-то момент вижу ее, ту самую, маму, мамочку, такую любимую, родную, и такую далекую, которую обожал и ненавидел, к которой рвался… И от которой убежал без оглядки.

Она смотрит на меня, и легкая улыбка, самыми кончиками губ, мелькает на ее лице.

- Мальчишка… - произносит она, стягивая перчатку и проводя рукой по моей щеке.

И я не столько слышу, сколько чувствую, как рядом, сгорая от смущения и боясь помешать, нерешительно топчется Анечка…

Сидим на веранде в саду. Пьем чай. Заедаем ягодами из собственного же урожая. Традиционно, на столе никаких кулинарных излишеств.

Исподтишка поглядываю на Анечку. Похорошела фея… Уже не угловатый подросток, не акселерат-недокормыш. Барышня. Стильно и дорого одетая, с безупречным макияжем и прической. Может себе позволить, а главное – любит нарядно выглядеть. Два года смотрел на нее в Инстаграме, а все равно вот так вот, живьем – совершенно иное впечатление.

Аня замечает мой взгляд, слегка краснеет. Но не отворачивается. И я все еще не теряю надежды…

Нинель задумчиво смотрит куда-то вдаль, теребя в руках телефон. По сути, мы ждем, что она скажет на озвученное мною предложение, пожелание… Или, даже, можно сказать, просьбу.

- Не знаю, Ланской, что тебе сказать, - наконец произносит она. – Очень все как-то… Неожиданно, знаешь ли…

- Посмотрите на меня, - говорю я со всей возможной убедительностью. - Просто посмотрите. Как на любого другого спортсмена. Я же не прошу ни привилегий, ни бонусов… На общих основаниях…

- На общих основаниях ты и так можешь приезжать и тренироваться, - перебивает меня Нинель. – Формально ведь ты никуда не уходил…

- Меня интересуют старты, - решительно говорю я. – Работа по полной программе. С прицелом на сборную, на Европу, на мир…

- Ты еще скажи, на олимпиаду, - подзуживает меня она.

- Скажу, – киваю. - И не только скажу, но и готов показать. Себя, свою форму, свои возможности… Я же два года эти не на пляже валялся…

- Знаю я твои возможности, - отмахивается Нинель. – Думаешь, я бы вот так позволила Брайану взять и исковеркать все, что я в тебя вложила за пятнадцать лет?..

Осборн так прямо об этом не говорил, но я догадывался, что он поддерживает с Нинель достаточно активную переписку. В том числе и по моему поводу, сообщая о моих успехах, неудачах, нюансах подготовки и самочувствии. Как минимум, если не как предыдущему тренеру, то как матери точно. Поэтому стараюсь использовать этот ее аргумент в свою пользу.

- Так тем более… - произношу я, легко касаясь ее плеча. – Значит потратить на меня час времени не станет такой уж жертвой. А вдруг понравлюсь? А вдруг подойду? А вдруг я еще чего-то стою, а? Уарс ну амбоб, деда (Не отвергай меня, мама (груз.)!

Она качает головой.

- Я тебя не отвергаю… Пойми же ты наконец.

- Что же тогда?

- Мне нужен спортсмен, а не звезда!

Она энергично хлопает ладонью по подлокотнику своего кресла, словно вбивая каждое слово в мою глупую голову.

- Ты знаешь прекрасно, как мы работаем. Я сказала – ты выполнил. Артур Маркович велел – ты сделал. Дядя Ваня… Иван Викторович скомандовал – ты прыгнул…

- Я пятнадцать лет так делал, - пожимаю плечами я. – Что изменилось?

- Ты изменился, - Нинель смотрит на меня в упор. – Изменился. Раз и навсегда. После двух лет американской вольницы, где Осборн с тебя пылинки сдувал и позволял делать все, что тебе в голову взбредало…