Я вырос с убеждением, что так и должно быть. После молока — никакой воды. Это было одним из первых усвоенных нами уроков. Если мне хотелось пить, я ждал по два и даже по три часа, умирал от жажды, но не пил. А если больше не мог терпеть, единственное, что я мог себе позволить, — пить то же молоко. Но это делало бессмысленным счет времени от питья молока до питья воды. И становилось непонятно, когда можно будет наконец-то попить водички.
Когда я вырос настолько, что во мне проснулся бунтовщик, я решил проверить справедливость родительского предостережения. Я выпил молока и сразу после него глоток воды — всего один глоток. Мне было страшно, но я это сделал, после чего сел в кресло и стал ждать результата. Не знаю почему — может быть, от страха, от нервного напряжения в ожидании последствий, а может, в подтверждение родительских слов, которым мне, с моими бунтарскими настроениями, упорно не хотелось верить, но случилось худшее: я почувствовал кислый комок, подступающий к горлу, своего рода позыв к рвоте. Ощущение было до того отвратительное, до того мерзкое, что я в панике вскочил на ноги и бросился к туалету, распахнул дверь и еле успел наклониться над унитазом. Короче говоря, меня все-таки вырвало.
С тех пор я решил больше не рисковать.
Спустя много лет я встретил Габриэллу. Мы полюбили друг друга. Утром после того, как мы первый раз спали вместе, мы позавтракали круассанами с горячим молоком. И тут Габриэлла взяла большой стакан и наполнила его водой. Я смотрел на нее с ужасом, думая: нет, это невозможно, а она тем временем подносила стакан ко рту. Я не выдержал и, вскочив, закричал:
— Стой! Что ты делаешь? Опомнись!
Она замерла в страхе со стаканом в руке.
— Подожди, не делай того, о чем пожалеешь, поставь стакан, — сказал я. И объяснил, что нельзя пить сначала молоко, а потом воду. — Разве не знаешь? Твои родители тебе этого не говорили?
Габриэлла, когда я замолчал, а она перестала бояться, что я сошел с ума, спокойно объяснила, что с малых лет каждое утро пьет по стакану воды после молока. Это привычка, в которой она не видит ничего плохого и от которой не собирается отказываться.
— Но сперва, наверно, ты пьешь воду, а потом молоко, — предположил я. — Так можно. Нельзя делать наоборот.
— Ничего подобного. Всегда воду потом.
И, взяв стакан с водой, она осушила его залпом.
Я все утро не отходил от нее, недоверчиво наблюдая за ней, чтобы она ни делала.
Все обошлось: ни отрыжки, ни мучительной гримасы, ни малейшего намека на тошноту.
В следующие дни я спрашивал всех и каждого:
— Знаешь, что делает Габриэлла? Пьет воду после молока — и хоть бы хны.
— Ну и что из того? — слышал я в ответ.
Со временем я обнаружил, что мир полон людей, которые пьют воду после молока — и хоть бы хны. Подумать только!
Звуковая заставка телевизионных новостей, доносящаяся из окна чужого дома утром или в часы послеобеденного отдыха.
В Мантуе, в номере гостиницы, мне сразу бросился в глаза фумигатор от комаров.
Неудивительно, что мне это не понравилось: вместо того, чтобы гарантировать защиту, его наличие настораживало, наводя на мысль о неизбежности комариного нашествия.
Когда в любом уголке мира ребенок с конструктором «Лего» на столе спрашивает отца: «Ты мне поможешь?»
Играя с сыном в футбол или во что-нибудь еще, я часто даю ему выиграть. Особенно когда вижу его чересчур азартным. Я знаю, что он не любит проигрывать, но знаю также, что всегда выигрывать нельзя, и учу его мириться с поражениями. И с моей помощью он учится проигрывать, хотя, глядя на него, я понимаю, что он делает это исключительно ради меня, как ему это ни трудно. Я уверен, что поступаю правильно, знаю, что действую ему во благо.
Но уже через минуту мне больно на него смотреть, и я, не выдержав, спрашиваю:
— Хочешь попробовать отыграться?
Женщины, только что вышедшие их парикмахерской.
Что ни возьми — все с корицей.
В
Неаполе мы поднялись на борт, я и четверо моих друзей, и пароход показался нам маленьким. После остановки в Трапани нас ждал Тунис. Почему мы не полетели туда самолетом, уже не помню. Кажется, чтобы сэкономить на дороге, кажется, нам нравилось думать, что у нас мало денег и что мы не боимся трудностей. А корабль, а палуба, где предстояло спать в спальных мешках, а порт, который отдаляется или приближается, а восход и закат! А встречи в пути! Путешествуя на пароходе, представляешь себе далекие времена, и тебя не пугает долгий путь от Неаполя до Туниса. Теперь, когда ты его проделал, ты понимаешь древних мореплавателей.