Минуты будничного несчастья

Мы выехали в разгаре августа, теша себя мыслью о перепадах температур. Только об этом и говорили. На пароходе было жарко, в Тунисе должно было быть жарче, в пустыне еще жарче. По мере того как жара усиливалась и уменьшалась влажность, волшебное свойство перепада температур проявлялось ночью. Зная, что нас ждут холодные ночи, мы взяли с собой толстовки и свитера, как будто собирались в Кортина-д’Ампеццо. Феномен перепада температур выглядел для нас настолько привлекательно, что мы чуть ли не ради него и поехали в Тунис. На пароходе, плывя вдоль берегов Сицилии, мы умирали от жары. При этом мы хитро переглядывались, поскольку знали, что нас ждут перепады температур и на смену жаре неизменно приходит прохлада. Без жестокой жары перепады температур не имели бы места (и, главное, смысла).

Сойдя с парохода, мы провели в ожидании перепада температур не один день. В тунисской гостинице и в палатках среди пустыни. Голые, мы обливались потом, тяжело дышали и повторяли как заклинание: «Еще немного — и начнутся перепады температур. Если не сегодня ночью, то завтра наверняка». Мы ложились спать, положив рядом толстовки. Вернувшись в палатку, спрашивали, потные, друг друга: «Чувствуешь странный ветерок?» И отвечали, по-прежнему потные: «Вроде нет, не знаю».

Мы ждали перепада температур до последнего дня, до обратного парохода.

Но так и не дождались.

И по сей день я не знаю, что собой представляет перепад температур. Мне не пришлось испытать его на себе. Однако, как нетрудно догадаться, при малейшем упоминании о нем меня охватывает нервный озноб, с которым я пытаюсь справиться, что мне не всегда удается.

Этот маленький пароход оказался битком набит пассажирами. Люди на палубе косо смотрели друг на друга, боясь, что им не хватит стульев в тени. Ни с кем не сводя знакомства, мы обосновались в таком месте, откуда могли наблюдать за всеми и за всем. В Трапани пароход простоял несколько часов и потом часов семь плыл, пока наконец мы не увидели впереди Тунис. Мы сошли на берег.

В таможню было две очереди. Одна для туристов, другая для тунисцев, возвращавшихся из Италии. Туристы проходили свободно, тогда как тунисцев останавливали и перерывали чемоданы — мало ли что в них могло быть. Из своей очереди, двигавшейся быстро, мы смотрели на медленную тунисскую очередь. И смотрели на полицейских, отвечавших за нашу очередь, которые время от времени что-то кому-то кричали и выталкивали человека в другую очередь, бросая вслед за ним его чемодан. Это были тунисцы, выдававшие себя за итальянцев, чтобы скорее ступить на родную землю.

Я переоценил наше положение. Переоценил свой тогдашний вид, забыв, как у светофоров уроженцы Магриба заговаривали со мной по-арабски и удивлялись, что я их не понимаю. Когда тунисские полицейские дошли до меня, они заорали что-то по-арабски, вытолкнули меня в другую очередь и швырнули следом мою сумку. Я кричал, что я итальянец, хотел достать и предъявить им свой паспорт. Но они все более угрожающе орали, не давая мне залезть в карман, и при каждой моей попытке протянуть руку к карману замахивались на меня железной дубинкой.

Им было наплевать на мои заверения, что я итальянец. Я смотрел в отчаянии на своих друзей и видел, что они, показывая в мою сторону, смеются. Мне было не до смеха, а они хохотали, и один из них при этом говорил: «Я всегда его предупреждал», другой подхватывал: «Помнишь тот раз, когда?..», третий согнулся и чуть не плакал от смеха, видя, как тунисский полицейский грозит обрушить дубинку на мою голову. Разумеется, полицейские не подозревали, что это мои друзья, и думали, будто итальянцы смеются над тунисцем, которого разоблачила и отправляет в другую очередь полиция. Я продолжал настаивать на том, что я итальянец, едва не плача от страха.

Уже потом я понял, что все тунисцы, которых выталкивали в другую очередь, выдавали себя за итальянцев. Они говорили это по-итальянски, но на полицейских их слова не действовали. Они твердили, что они итальянцы, чтобы проходить таможню в числе туристов. Они были одеты во все итальянское, но для меня осталось непонятным, как можно доказать без паспорта, что ты итальянец.

Очередь с моими друзьями двигалась быстро, а моя еле-еле, и они, весело смеясь, наперебой кричали мне: «Иди к нам! Беги, беги оттуда!» Я боялся, что меня пристрелят на месте, но боялся также потерять их. Это было похоже на первые кадры одного из тех печальных фильмов, в котором героя принимают за другого человека, после чего начинается бесконечная одиссея с благополучным почти всегда концом. Почти, но не всегда.