Минувшее

Навстречу Раиме надвигалась громадная фигура отца в новой шубе и меховой шапке. Вот он, виновник смерти матери! Не помня себя, девочка, подпрыгнув, вцепилась в отца. Одной рукой и ногами она держалась за шубу, другой, сжатой в кулак, исступленно колотила по лицу, вырывая клочья из бороды, при этом плача и проклиная его. Отец растерялся. Опомнившись, отцепил слабые ручонки, отбросил девочку на пол и поспешно вышел из комнаты, искоса бросив взгляд на распростертое тело жены. Неужели убил? Лишил детей матери?.. Неотвязная мысль давила мозг. Прав брат, сказав, что Рахмана ждет тюрьма. Надо бежать, уехать куда-нибудь, пока все не утрясется. А дети? Что с ними будет? Позаботится брат или кто-нибудь из соседей, а ему надо скрыться. Рахман спешил на пристань. Едва успел к отходу парохода.

Раима лежала, горько плача, потом тихонько подползла к матери, открыла камзол. Мать лежала голая, вся в кровоподтеках и синяках, с опухшим незнакомым лицом. Вокруг — разбросанные клочья одежды, разбитая чайная посуда. Обливая слезами неподвижное лицо, Раима нежно гладила спутанные волосы и твердила: «Сердце мое, мамочка, родная, без тебя умру!» Острое горе и ласка слышались в дрожащем голосе ребенка. Проясняющееся сознание уловило детский лепет. Целительным бальзамом проник он в сердце матери. Тихо застонав, она приоткрыла глаза.

— Доченька… помоги. Дай воды попить, укрой меня, холодно… — Раима бросилась к нише, выхватила старую отцовскую шубу, укутала мать, осторожно касаясь избитого тела, принесла пиалу теплого чая из остывающего сандала. Осторожно приподняла опухшую растрепанную голову и напоила мать. Затем открыла сундук, достала чистую рубаху, погрела над сандалом и помогла матери натянуть на избитое тело. Рваные клочья одежды собрала и засунула в угол ниши. Постояв возле спрятанного тряпья, тихо заплакала. Потом решительно прошла в другую комнату, отыскала длинный кухонный нож и, незаметно сунув его под подушку, прилегла рядом с матерью. Та лежала, закрыв глаза, дыхание со свистом вырывалось из больной груди. Чутко прислушиваясь к этому хриплому дыханию, Раима чувствовала, как что-то темное, сильное росло и ширилось в груди. Она не понимала, что это растет необузданная злоба. Любовь к отцу уступила перед гневным протестом. Да, когда придет домой злодей, чуть не убивший ее мать, когда он уснет… О, она знает, что надо сделать. Она видела, как сосед-мясник режет баранов, вот так: полоснет по горлу ножом и конец…

Мать задремала. Только тогда Раима вспомнила о сестрах. Бедные малыши! На улице так холодно, они хотят есть, озябли. Она зажгла светильник, поставила его в одну из ниш и выбежала на улицу. Там завывал ветер и никого не было. Маленькое сердечко сильно забилось — не уберегла сестер! Бросилась к старенькому домику соседки. К великой радости Раимы сестры оказались там. Узнав у Раимы, что мать жива, но зверски избита, соседка старушка-повитуха — буви — покопалась в своих травах, отобрала нужные, вскипятила их, процедила и понесла больной. Дети побежали следом. Нарджан было плохо. Старушка провозилась с нею ночь, а утром побежала за врачом.

Дней через десять Нарджан поднялась, с трудом двигаясь, надела паранджу и куда-то ушла. После ее ухода пришел брат Рахмана. Узнав, что невестки нет дома, обрадовался:

— Поправилась? Вот хорошо, спасибо вам, буви, подлечили. Теперь и брат сможет вернуться домой. Он горевал, что осиротил детей.

— Если бы не Раима, не жить бы Нарджан. Плоха она, — тихо говорила старушка, но в голосе ее звучали гневные ноты.

Через при дня вернулся Рахман. Он застал гостей за дастарханом у Нарджан. Тут были: брат с женой, буви и молодая женщина — главный врач местной больницы. Войдя в комнату хозяином, словно ничего не случилось, он с наигранным равнодушием поздоровался со всеми:

— Рад вас всех видеть у себя в доме, — развязно говорил он.

При словах мужа Нарджан встала, подошла к вешалке, вынула из кармана камзола конверт, повернулась к мужу и спокойно сказала:

— Гости в моем доме, и вы, Рахман, здесь гость. Десять лет назад вы вошли сюда как хозяин, сегодня уйдете как чужой. Вот развод.

Рахман опешил. Но вдруг его осенило: шутит!

— Зачем так шутить, Нарджан-ой. У нас дети… — Машинально вынул из конверта бумагу, прочел и побледнел.

— Куда же я пойду? Где смогу приклонить голову? Я десять лет ремонтировал этот дом. Сколько вложил труда…

Теперь, когда он убедился, что жена обратилась к советским законам, он прежде всего думал о себе, о своей выгоде. Нарджан это поняла. Вдруг он вскипел:

— Как ты посмела это сделать?!

— Так же посмела, как вы посмели изуродовать ее, — сухо проговорила врач, в упор глядя на Рахмана. — Протокол о зверском избиении находится в моей канцелярии. Нарджан упросила меня не начинать против вас уголовного дела. Но поднять его никогда не поздно! — добавила она с угрозой.

Растерянно оглядываясь, этот бесшабашный гуляка искал сочувствия в лицах присутствующих, но не находил.

— Куда же я пойду? — спросил обескураженно.