Мёртвая зыбь

Прибыли офицеры Дроздовской дивизии Сусанин, Коринский, Андреев – все парижские шофёры из «Союза галлиполийцев». Приехали они с ведома «Треста». Поместили их в Ленинграде, чтобы изолировать от Марии Захарченко и Радкевича. Сусанин настаивал, чтобы ему поручили разведывательную работу. Этим типом пришлось заняться основательно. Его свели со Старовым. Самая внешность Старова – коренастый, хмурый, говорил так, что в его словах чувствовалась воля, упорство, – производила впечатление. Старов превосходно разыгрывал роль убеждённого контрреволюционера-монархиста. Сусанин доверился ему, рассказал, что работал в Сюртэ, парижской тайной полиции, и ему известно, что в советском учреждении в Париже работают тайные агенты Сюртэ.

Эти сведения были очень важными.

Сусанин со своей жаждой деятельности был опасен, но

Коринский и Андреев проявляли вялость. Это устраивало

«Трест». Кутепов хвастал, что у него есть свои люди в

России.

Опаснее всего было настроение «племянницы». Возвратившись из Парижа, она заговорила о том, что Якушев ведёт двойную игру. На квартире Стауница происходили долгие разговоры по поводу работы «Треста».

Мария Захарченко ходила из угла в угол, курила, содрогалась от нервного возбуждения. Стауниц слушал её, мрачно уставившись в пол.

– Я тебе говорю: Якушев ведёт двойную игру, для меня это ясно как день.

– Двойную игру? С кем же он связан? Неужели с ГПУ?

– С кем-нибудь из оппозиционеров!

– Он не так глуп, чтобы, создав «Трест», подчинить его

Троцкому. Оппозиционеры его используют и вышвырнут.

Вернее всего, он работает на себя. Он мыслит себя руководителем восстания, будущим премьер-министром, это вернее.

– Хорошо! Но почему же он медлит? Почему сдерживает наших людей?

– Ты опять о терроре?

– А ты разве против? – Она остановилась и, закусив губу, смотрела на Стауница неподвижным взглядом, в упор. В этом смертельно-бледном лице, в расширенных зрачках было что-то пугающее и гипнотическое, подавляющее волю человека. Стауниц понял, почему Гога Радкевич смотрел на неё преданными глазами верной собаки.

– Кто тебе сказал, что я против террора? О терроре мы поговорим после… Надо разобраться в Якушеве. Ты сама говорила, что он твёрдо верит в падение советской власти.

Мне кажется, что он просто не считает нужным ускорять события, и знаешь почему? Потому что рассчитывает, что за это время сойдут на нет претендующие на власть эмигрантские зубры и «Трест» все возьмёт в свои руки. С Кутеповым он думает сговориться, Якушев нужен Александру Павловичу для внешних сношений…

– А мы должны сидеть сложа руки? Нет, милый!

Она вдруг бросилась к нему и схватила за плечи:

– Ты что же? Его оправдываешь?

– Сумасшедшая! С какой стати? Я не из тех, кого устраивают бесконечные оттяжки. Ты, кажется, меня узнала. На кой черт я занимаюсь коммерческими комбинациями, превращаясь в нэпмана? Нужна мне моя контора на Болоте! Или игра в карты по ночам! Ну, коммерческие комбинации – куда ни шло. Ты, знаешь, это хорошо маскирует меня от ГПУ. Но, честно говоря, я просто не знаю, куда девать энергию! Что меня ждёт, даже в случае удачи переворота? Якушев! Он – на коне! Он создал «Трест», он его душа.

– А ты?

– Я – за кулисами. Я ни на что не могу рассчитывать. Я

не государственный деятель, самое большее, на что я могу надеяться, – это должность начальника тайной полиции, да и меня вытеснит старый полицейский волк Климович.

– Какая скромность! Если хочешь знать, ты должен руководить «Трестом», а не этот питерский чиновник

Якушев. И я это говорю не потому, что ты мне по душе. Я

умею оценивать людей, несмотря ни на что! Я спрашиваю тебя – ты против террора?

– Подожди… Представим себе, что покушения и диверсии не удались, не вызвали восстания. Всегда надо предвидеть неудачу, тем более что Гучков лгун и никаких газов нет. Скрыть участие «Треста» невозможно, чекисты перевернут все вверх дном и найдут ниточку, которая ведёт к такой большой тайной организации. Это чудо, что мы до сих пор существуем. Тогда Якушев должен будет уйти в подполье, а ничего для ухода в подполье не подготовлено.

Он это знает и потому против террора.

Она все ещё шагала из угла в угол, потом остановилась.

По телу её прошла судорога. «Тигрица, – подумал Стауниц,

– такая кого хочешь застрелит, не задумается».

– Слушай, – наконец сказала она, – может быть, ты рассуждаешь умно и верно, но я так больше жить не могу!.

Что, если перехитрить Якушева, готовить покушение с его ведома, а самый момент держать в тайне или сказать

Якушеву в последний момент, тогда все станет ясно, он окажется перед дилеммой: или идти с восставшими, или показать себя предателем.

Она села рядом, жарко дыша:

– Ты – настоящий человек! Ты должен руководить всем, именно ты! Так я говорила Кутепову в Париже. Ты поедешь в Париж и возьмёшь все в свои руки. Для начала поедешь с Потаповым и Якушевым. Они представят тебя как одного из главных в «Тресте», потом мы их отодвигаем, и остаёшься ты.

Так протекали часы в разговорах, строились планы.

Стауниц до сих пор обо всем добросовестно докладывал