Мёртвая зыбь

– Вы приехали удостовериться, не нахожусь ли я в параличе?. Итак, что я делал с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцать третий год. Это вас интересует? После Февральской революции я желал защитить родину, но получил письмо от князя Львова… Он писал, что никто из царской фамилии не должен состоять на службе, гражданской или военной. После этого я сложил с себя звание главнокомандующего на турецком фронте и отправился в Крым, а оттуда на юг Франции.

Выслушав это, я сказал:

– Мы, то есть Монархическая организация центральной

России, готовы идти за вашим именем и отдаём себя в ваше распоряжение.

Он ответил быстро, как ученик, вызубривший урок:

– Чтобы возглавить движение, нужно иметь мнение всей России, а не только эмигрантов. Тогда я могу посвятить свои силы восстановлению законности и порядка.

(На самом же деле мне стало известно, что его супруга

Стана-Анастасия, черногорка, «Чёрная опасность», как её называли, писала гофмейстерине Голицыной, чтобы та готовила чемоданы.)

Дальше Николай Николаевич выразился в том духе, что он не предрекает будущего строя, но уверен, что строй будет монархическим.

Тут я решил, что называется, резать правду-матку:

– Ваше высочество, раболепства и низкопоклонства вы от меня не ждите. Буду говорить резко и грубо всю правду.

Вы являетесь для нас колоссальным козырем, но этот козырь – последний, его надо беречь, заменить его нечем, и потому нельзя рисковать. Есть опасность преждевременного выступления со стороны эмигрантов…

Говорю и вижу: Хольмсен сидит словно на иголках –

как это я осмеливаюсь так разговаривать с великим князем?

Однако тот заволновался:

– Никто меня не уговорит выступить преждевременно.

Я буду ждать зова всей России, ваше обращение оттуда –

первое. Если вся Россия, тогда, конечно…

«Ну, – думаю, – не скоро ты дождёшься „всей России“,

– и решился „топить“ Маркова:

– Николай Евгеньевич требует от меня, чтобы я назначил срок выступления, настаивает на признании

Дмитрия Павловича вашим заместителем.

«Длинный» обозлился:

– Опять этот старик, как дятел, долбит своё! Все равно не послушаюсь. Никого из родственников с собой не возьму. У нас на семейном совете решено, чтобы все члены семьи сидели смирно и вели себя прилично. Дмитрий

Павлович? Бабник! Какой он царь! Сын Петра Николаевича – Роман Петрович? У него голос писклявый. Разве он годится в цари? А Кирилл Владимирович? Никто его не принимает всерьёз. Затея его окончательно провалилась. К

тому же у него тик, с тех пор как тонул. Хорош царь –

гримасничает и дёргается, как паяц.

Я доложил свой план, возражал против необдуманных восстаний и бунтов на окраинах, чтобы сберечь наши силы до решительного часа.

– Отлично. Но на армию Врангеля не надейтесь. У вас свои силы. У вас – фронт, у нас – тыл. Нужно сговориться с иностранными державами и с финансистами. Для этих переговоров хорош Коковцов.

Перехожу к главному.

– Управлять Россией должны те, кто прожил там тяжёлые годы. Мы сами не претендуем на посты, мы образуем партию, которой будет руководить монарх и Политический совет партии.

– Согласен. Такая партия нужна. Без решения совета вашей партии – ни шагу.

Заговорили о внешней политике. Принесли географические карты.

Все лимитрофы упразднить, кроме Польши, но в отношении её – только неясные обещания, чтобы потом можно было отказаться.

Снова разговор о Маркове и его лозунге «За веру, царя и отечество».

– Пока не подходит. Лучше «Законность и порядок».

Точка. Нужны обращения ко мне с мест. Меня глубоко тронул верноподданнический адрес. Это нужно для переговоров с иностранными правительствами и финансистами для займов.

– Не найдёт ли ваше высочество возможным выпустить воззвание от вашего имени?

– Пожалуй. Выпустим своевременно. Но текст предварительно покажете мне.

Аудиенция продолжалась три часа».

Арапов с нетерпением ожидал возвращения Якушева.

Выслушав рассказ о свидании, сказал:

– Старик одряхлел, инертен, окружён интриганами. В

Кирилле мы тоже разочарованы. Нет царя, да и только!

И с горя напился в «Кавказском погребке» на Монмартре.

В Париже Якушев заключил соглашение между «Трестом» и ОРА, между внешними и внутренними торговыми группами, как эти две организации условно назывались.

Вся переписка должна была идти через Хольмсена. Представителем «Треста» в Париже назначался молодой князь

Ширинский-Шихматов, в Берлине, на Потсдамерштрассе, 27, обосновался другой представитель «Треста» – Арапов.

Якушев вернулся в Москву.

Подводя итоги своей поездки, он не обольщался, но все же считал, что основная задача выполнена: «Тресту» удалось проникнуть в Высший монархический совет, завязать сношения с Врангелем и, наконец, добиться аудиенции у

Николая Николаевича.

Подробности поездки обсуждались с Артузовым, Пилляром и Старовым. О результатах её Артузов докладывал Дзержинскому. Он нашёл, что Якушев действовал умно и вполне оправдал доверие. Дзержинский ещё раз обратил внимание на необходимость помощи Якушеву в военных делах. «Тресту» нужен опытный специалист –

начальник штаба.

– Это должна быть фигура авторитетная, чтобы ей доверяли монархисты, – сказал Артузов.