Мёртвая зыбь

– Потому цел и невредим. А вы?

– Я тоже вовремя укатил в Новгород. Вы, говорят, прекрасно устроены.

– Недурно. Даже хорошо.

– Для кого?

Якушев усмехнулся:

– Для дела, для нашего, общего…

– Мы тоже тут не бездельничаем.

– Надеюсь.

– Видели, сколько народу было на панихиде?

– Человек сто… Все ваши?

– Наши единомышленники. – Путилов оглянулся. В

этот час в кафе было занято только два столика.

Они продолжали разговор, понизив голос:

– Сегодня, по случаю тезоименитства, мы решили собраться у баронессы Мантейфель… Вы её знали? Ах черт, я никак не привыкну к конспирации, но конспирировать с вами смешно, mon cher ami22. Мы ждали вашего приезда, вы единственный из наших, удостоенный высокой чести –

аудиенции у его высочества. Вы не откажетесь рассказать нам, о чем шла речь?

– Буду счастлив. Кроме того, у меня есть некоторые предложения, я могу даже сейчас вам сказать, в чем дело.

Речь идёт об объединении наших усилий. Питер без матушки Москвы не может, и Москва без Питера тоже…

Здесь, мне кажется, сохранились люди, именно здесь…

– Мы находимся, mon ami23, я бы сказал, в начальном периоде. Пока у нас только ядро, но люди решительные, они горят энергией, и горючего материалу много… Вы можете судить по тем, которые пришли на панихиду по императору. Это уже традиция, в прошлом году было вдвое меньше.

22 Мой дорогой друг ( франц.).

23 Мой друг ( франц.).

– Значит, вы знаете не всех этих людей?

– Знаю… некоторых.

– А не думаете вы, что среди этих людей могут оказаться…

– Возможно.

– Это – риск…

– Риск. Но всегда можно сказать, что убиенных Николаев у нас было немало… в германскую войну хотя бы.

– Наивно. Но с другой стороны, для подогревания верноподданнических чувств полезно… Значит, вы меня приглашаете. Я очень рад. Рад потому, что лично я восхищаюсь смелостью, мужеством наших питерских собратьев и вместе с тем не могу скрыть от вас тревоги. Не слишком ли вы рискуете… Не лучше ли выжидать, накапливать силы, чем подогревать монархические чувства опасными для наших единомышленников демонстрациями? Но я вижу, что вы хотите мне возразить? Отложим этот разговор до вечера. Отложим?

– Да. У входа в Летний сад около пяти часов вас будет ждать молодой человек во флотской шинели. Вы спросите его: «Который час?» Он ответит: «На моих часах – полдень». И приведёт вас к нам. Теперь, если позволите, я покину вас.

Он ушёл.

Пышная дамочка в кружевном переднике с умилением смотрела, как Якушев уплетал «курник».

– Вы ведь не петербуржец?

– Почему вы так думаете?

– Я вас не видела. У нас бывают все.

– Представьте, я – петербуржец. Но живу в Москве.

– Изменили Петрограду. Нехорошо, – она кокетливо усмехнулась. – А ваш приятель – наш верный клиент. Он ведь тоже из бывших.

– Скорее из настоящих, – сказал Якушев.

Дамочка с удивлением взглянула на него и отошла.

«Именно из „настоящих“. Это не Ртищев, болтун и рамолик. Путилов – настоящий враг. „Объединение усилий“ ему явно не понравилось. Ну посмотрим…»

В пятом часу Якушев шёл по знакомым местам, по

Дворцовой набережной Невы к Троицкому мосту Нева ещё не стала, погода была безветренная, над шпилем Петропавловской крепости неподвижно стояли длинные свинцово-серые тучи. Якушев шёл и думал, что в этом городе прошла вся его жизнь, что не один раз, 6 января по старому стилю, в крещенский праздник он видел шествие «к Иордани» из Зимнего дворца, шествие царя со свитой, духовенства в золотых ризах. Как это выглядело импозантно, внушительно. Но тут же вспомнилось, как однажды в момент салюта, при погружении креста в прорубь, одна из пушек выпалила не холостым зарядом, а картечью. Какой переполох по этому случаю был в Петербурге! Потом, спустя несколько лет, по дворцу выстрелило орудие крейсера «Аврора», и это было концом старого мира.

Да, в сущности, всему прошлому должен был наступить конец.

Якушев стал думать о себе, о молодости, о том, как он ездил зимой, по первопутку, с молодой женой на острова. И

он немолод, и она немолода, нет и департамента, где он так уверенно двигался от награды к награде, от чина к чину.

Верно то, что ему никогда не быть по-прежнему директором департамента или товарищем министра.

Он подходил к воротам Летнего сада со стороны набережной. В том месте, где Каракозов стрелял в Александра

Второго, стоял молодой человек во флотской шинели и круглой барашковой шапке с кожаным верхом.

Якушев спросил: «Который час?» Тот ответил: «На моих полдень». И они пошли рядом. Стемнело, однако

Якушев различал лицо молодого человека с рыжеватыми усами, и ему показалось, что видел его утром в Казанском соборе. Он спросил об этом.

– Нет. Я там не был. Все это фанфаронство.

– Вы полагаете?

Молодой человек не ответил.

– Наши друзья другого мнения, – продолжал Якушев.

– Не знаю, кому они друзья, – пробормотал молодой человек, – здесь нам надо повернуть. А вы, очевидно, приезжий. Я вас не встречал в их компании.

– Приезжий.