В Ленинград было дано распоряжение: оставить Забелина на флоте и по возможности охранять от покушений контрреволюционеров.
Забелин был направлен в командировку на Чёрное море. Кто мог знать, что эта командировка продлит ему жизнь всего лишь на три месяца.
46
«Племянники» бушевали.
– Мне осточертело сидеть в ларьке и быть вашим почтальоном! – так начала объяснение со Стауницем Мария
Захарченко. – Эту работу может делать хотя бы Кузен или тот же Подушкин…
– Подушкин мне нужен на Болоте, а из Кузена прёт жандармский ротмистр за сто шагов.
Тогда Захарченко заговорила о поездке в Ленинград, где, по парижским сведениям, действует солидная организация.
– У меня есть явка к баронессе.
– Проверим, на месте ли баронесса. Прошло немало времени.
Проверить было поручено Зубову. Он посоветовался со
Старовым. Решили отправить «племянницу» в Ленинград одну. Туда были даны соответствующие инструкции Антону Антоновичу. Когда Мария Владиславовна отправилась по адресу, присланному из Парижа, за ней была инсценирована слежка. Она все же решилась войти в квартиру баронессы Мантейфель, но баронесса скрылась, напуганная поведением Забелина на сборище в её квартире.
– Вот видите, – позднее говорил Стауниц Марии Владиславовне, – очевидно, за домом установлено наблюдение. Там могла быть даже засада.
Со своей стороны, Якушев предупредил Путилова, что выехавшая из Москвы дама, называющая себя эмиссаром
Кутепова, вызывает подозрения. Путилов уклонился от встречи с ней. Таким образом, попытка Захарченко связаться с организацией «Честь и престол» оказалась неудачной. «Племянница» вернулась в Москву разочарованной.
Утешало её то, что наладилась через посольства переписка с Кутеповым. Он одобрял работу «племянников» и писал, что к «Тресту» проявляют интерес «в заморских кругах».
«Все финансовые переговоры ведёт Коковцов… После вашего письма ещё раз пошёл разговаривать с Гукасовым и
К°, выслушал много хороших слов, но результатов не добился», – писал Кутепов 25 декабря 1924 года.
17 января 1925 года он же писал:
«Здесь идёт полный развал, все переругались окончательно, главари наши хотят играть первую роль все сразу…
Сергеев (Врангель) теперь занят рекламой своей последней поездки (в Париж). Он тоже отправил свою половину в заморские края за деньгами».
«Тоже» – это был намёк на поездку в Америку супруги
Николая Николаевича.
Тем временем 19 января 1925 года в Берлине, на квартире у А. И. Гучкова, открылся первый евразийский съезд.
От «Треста» присутствовал Ланговой – «лидер» фракции.
Из старых его знакомых на съезде были Арапов и Артамонов. Здесь присутствовали профессор князь Трубецкой, Савицкий, Сувчинский, Малевский-Малевич и другие представители евразийского течения.
Девять часов продолжался доклад Лангового.
– Врал немилосердно, – рассказывал он много лет спустя. – Несусветная чушь здесь сошла за глубочайшую истину. Например: «Евразийство – синтез культуры славянской, европейской, монгольской. Основа – монархическая…»
Затем выступали евразийцы, ругались между собой, и особенно яростно ругали Кутепова, атамана Краснова, Трепова и Кирилла Владимировича, с которым раньше заигрывали.
Главная тема споров – что лучше: капитализм или государственное плановое хозяйство? Лангового ввели в состав евразийского «Совета семи» и постановили вести через него всю переписку с евразийской фракцией «Треста».
Арапов не скрыл от Лангового, что один меценат, некий мистер Сполдинг, субсидирует евразийцев в Англии. Стало ясно, что этот меценат даёт не свои деньги, а британской секретной службы.
31 января 1925 года Ланговой вернулся в Москву.
Вслед пришло паническое письмо Арапова об аресте в
Советском Союзе агента Врангеля – Демидова-Орсини.
Для придания веса «Тресту» Артузов поручил Старову через Зубова разыграть «освобождение» Демидова-Орсини. Ему сказали, что он освобождён по телефонному звонку влиятельного лица.
Освобождение Орсини произвело эффект, он утверждал, что обязан жизнью «Тресту». Арапов был в восторге
– улучшились отношения «Треста» с Врангелем.
Эпизод с Демидовым-Орсини повлиял на Шульгина, который впоследствии с помощью Якушева решился поехать в Россию.
47
Забелин не знал о том, какое впечатление произвёл его отъезд на членов организации «Честь и престол». Он был на юге, в портовом городе, в командировке и потому не получил письма, в котором ему предлагалось явиться на судилище: от него требовали объяснений по «общему делу». Путилов и особенно Рогдаев – так именовал себя офицер Измайловского полка Глебов – после того, что произошло на сборище организации, вначале ожидали провала и старались замести следы. Путилов некоторое время не ночевал у себя, но прошёл месяц, другой – и паника улеглась. Однако руководство организации решило расправиться с Забелиным, чтобы другим неповадно было. Дело в том, что в Ленинграде к этому времени оказались и ещё люди, склонные отойти от «общего дела».
Когда Забелин вернулся из командировки и кто-то увидел его, Рогдаев (Глебов) решил привести в исполнение вынесенный ему смертный приговор. В квартире, где жил