Мёртвая зыбь

вот, скажем, Солёный – другое дело. Он сегодня оказался бы по ту сторону баррикады. Именно такие люди стали белогвардейцами. Солёный чем-то напомнил мне Глебова-Рогдаева.

– Кстати, ты на него потратил много времени. Стоило ли? Ведь это явный враг.

– Дорогой товарищ Пилляр! В нашем деле легко ожесточиться… Враг-то он враг, и все-таки надо поискать в нем искорку совести. Феликс Эдмундович говорил нам: лишение свободы виновных людей есть зло, к которому мы вынуждены иногда прибегать, чтобы в будущем восторжествовали добро и правда.

– Дзержинский не только так говорил, он эти слова написал в приказе, – заметил Пилляр. – Все это верно, и наступит такое время, когда не потребуется лишать людей свободы, а тем более жизни… Но иной раз трудно сохранить хладнокровие. Вот случай: месяца два назад я выезжал в Одессу по делу бывшего ротмистра фон Рогге…

– …которого сигуранца перебросила из Бессарабии?

– Да. Это садист, изверг, колчаковец. При допросе он мне эдак с улыбочкой говорит: «Много я вашей братии перевешал». И тут же рассказал, как по его приказу запороли насмерть двадцать семь крестьян в Оренбургской губернии. Откровенно говоря, хотелось сразу же его пристрелить, как бешеную собаку…

Пилляр даже побледнел, вспоминая этот допрос. Вообще он был молчалив, но на этот раз разговорился:

– Конечно, я сдержался, и, оказалось, не напрасно. Под конец этот изверг «сломался»: плакал, молил пощадить, выдал своего сообщника.

Артузов слушал, по привычке ходил по комнате и остановился у карты на стене.

– Какая огромная наша страна! Какая протяжённость границ! Тысячи и тысячи километров… Турецкая граница

– горы, ущелья… Надо крепко запереть все щели, особенно в районе Батум – Артвин. Может быть, в эту минуту какой-нибудь новый фон Рогге пробирается через границу, пока мы тут философствуем…

– Можно пофилософствовать. Сегодня у нас затишье.

– «Трест» себя оправдывает, – продолжал Артузов, –

хотя с его «гостями», которые идут через «окна», у нас много хлопот. А затем, каждый раз, когда Якушев или

Потапов переходят границу и отправляются в Париж или в

Варшаву, я в большой тревоге. Ведь они ходят по острию ножа.

– Но делают это искусно.

– Да, но не надо забывать, что для них это смертельный риск. У Якушева семья, дети. Потапову за пятьдесят» он болеет, ему трудно делать переходы через границу. Конечно, мы стараемся все предусмотреть, но всего не предусмотришь. Малейший просчёт – и человек может погибнуть… Думал ли я, когда получал диплом инженера, что буду ловить шпионов и диверсантов? И кто из нас думал об этом? Но пока существует капитализм – наше место здесь.

Прозвенел телефонный звонок Артузов взял трубку:

– Расшифровали? Читайте… – Он повторял вслух то, что ему читали: – «В Армавире арестован курьер генерала

Улагая. Казачий офицер. При аресте оказал сопротивление».

Ещё телефонный звонок по другому аппарату.

– Иду, Феликс Эдмундович. – Обращаясь к Пилляру и

Старову: – На Северном Кавказе, видимо, действуют не связанные с «Трестом» монархические группы. Вот вам и затишье! Сегодня нам вряд ли придётся отдыхать.

И Артузов вышел из кабинета.

50

«Племянники» больше не стремились в Ленинград.

Там, по их словам, «не было никакой общественности».

Стауниц сообщил, что в Ленинграде большие аресты и, по его мнению, под Москвой, на даче, «племянникам» будет безопаснее, чем в городе. Марии Владиславовне поручили «химию» – проявление написанной особыми химическими чернилами корреспонденции из-за границы. Якушев, навещая Захарченко, удивлялся её энергии и выносливости.

– Старею, – говорила она, – чувствую, что это мои последние силы. Вы видите, я все отдаю «Тресту».

Как-то раз он прочёл ей письмо от Высшего монархического совета, подписанное Марковым:

«С помощью румын мы собираемся составить русский корпус для своевременного вступления в Малороссию.

Румыны уверены в войне и готовятся… Наша работа все более стягивается к Румынии, где зреют большие возможности для сосредоточения наших сил. Как отнеслись бы у вас к отказу от Бессарабии и военному участию румын…»

Мария Захарченко слушала, не выражая особого интереса.

– Возмутительно! – сказал Якушев. – Как мы, МОЦР, можем смотреть на отказ от Бессарабии? Отдать Бессарабию за разрешение формировать на территории Румынии русский корпус?

– Что же вы ответили?

– Ответили, что в румынском вопросе только прямо выраженное приказание великого князя Николая Николаевича может заставить нас изменить взгляд.

– А по мне, все равно. Лишь бы началось. В общем, все это старческая болтовня. Я вижу только одного способного человека – Кутепова. Когда вы встретитесь с ним?

– Я предлагал устроить встречу в Данциге, Ревеле, Риге, а мне навязывают Париж. Нам диктуют, но мы не принимаем диктата.

– Играем в амбицию?

Глаза её горели, лицо исказилось. «Вот ведьма», – подумал Якушев.

– Вам предлагают Париж, вас приглашают, а вы возитесь с поляками!

– Благодаря полякам у нас есть два «окна» на границе, есть визы в любую страну, будет плацдарм – лесные дачи.

Но мы не хотим платить за это шпионскими сведениями.