– Он, этот Родька, что-нибудь про МОЦР знает?
– Ни-ни…
– Врёшь небось? Надо тебя куда-нибудь спровадить…
Но куда?
– Пусть пока сидит здесь. Утром что-нибудь придумаем.
На экстренном совещании в штабе МОЦР Якушев кричал на Ртищева:
– С кем вы связываетесь? С бандитом. Это – зверь, притом опасный. Захарченко его готовила на теракт, вы об этом знали? Знали! А что из этого вышло? И все это делалось у меня за спиной!
Ртищев и Струйский только вздыхали. Тут же было решено, что отныне ни одна акция МОЦР не будет проведена без ведома штаба и лично Потапова.
Стауниц доложил, что ночью вывез Дядю Васю на вокзал и отправил на Кавказ, к одному контрабандисту, чтобы тот переправил его в Турцию.
Больше о Дяде Васе не было слуха. Впрочем, как-то раз говорили, что он убит при попытке перейти границу.
В действительности конец его был несколько иным. До
Батума он добрался благополучно. Ещё в Москве сбрил бороду (усы оставил) и стал похож на переодетого городового. В вагоне полёживал на верхней полке, завязав щеку, вздыхал, жалуясь на зубную боль. На станциях не выходил и ел всухомятку, питаясь тем, что успел купить в
Москве, на вокзале.
В Батуме было тепло, сеял мелкий дождик. Ещё на
Болоте Стауниц сунул Дяде Васе чьё-то краденое удостоверение, и теперь он стал Станиславом Адольфовичем
Стебницким. Имя было мудрёное, притом владельцу удостоверения было двадцать шесть лет, а Дяде Васе – сорок.
В батумскую гостиницу он не пошёл, а разыскал некоего
Юсуфа – владельца фруктовой лавки, невдалеке от набережной. Дядя Вася так и не понял, кто такой Юсуф: не то перс, не то турок. По словам Стауница, Юсуф был главой контрабандистов, их шефом. Кроме шёлковых чулок ценой в одну турецкую лиру, бритвенных лезвий и фальшивых духов Коти Юсуф переправлял через границу и некоторых господ, не имевших паспорта и визы.
Дядя Вася спросил Юсуфа, не найдётся ли у него светло-зелёный костюм. Юсуф, не поднимая глаз, щёлкая костяшками счётов, сказал: «Можно». Потом встал, подтянул брюки, оправил на себе розовую жилетку и мигнул
Дяде Васе. Они ушли за перегородку. От сладкого запаха мандаринов, груш и винограда у Дяди Васи слегка кружилась голова.
Начался торг. Речь шла о плате за переход границы и об обмене червонцев.
– Почём будешь менять?
– По курсу, – твёрдо сказал Дядя Вася.
– На что будешь менять?
– На золото.
Юсуф достал из кармана жилетки золотой империал, подкинул и, оттопырив кармашек жилетки, ловко поймал.
Дяде Васе хотелось спать. Кроме того, его мучил голод.
Решено было перенести деловой разговор в шашлычную, на набережную. В шашлычной жужжали мухи, пахло винными парами и жареным бараньим салом.
Хватив стаканчик чачи, Дядя Вася засипел от удовольствия.
– С золотом везде пройдёшь, дорогой, не жалей червонцы, червонцы там не ходят, везде золотые десятки – тут
Юсуф умильно усмехнулся. – Турки – народ бедный, покажи десятку – все отдаст, только много показывать нельзя, скажут – красный, отберут в караколе. Будешь рад, что живой остался. – Он отломил кусок чурека и вытер жирные губы.
Дядя Вася жадно пил и ел, слушал внимательно. Юсуф говорил тихо, с оглядкой.
В шашлычной был только один гость, в углу у дверей.
Положив голову на папаху, он спал, навалившись на стол,
похоже было, что захмелел. Дядя Вася тоже захмелел. Чача была крепче самогона-первача. В открытую настежь дверь видно было светло-голубое море, ветерок шевелил острые листья пальм на набережной.
– Говоришь, от Батума до Артвина семьдесят вёрст –
пустое дело, а пройди! Горы… – Юсуф поднял голову и зачмокал губами. – Дорога? Сам увидишь. Два года назад хорошо было – лёгкая граница была, кто хотел – ходил. Тут тебе и дашнаки, и меньшевики, и мусаватисты… Теперь стало трудно, очень трудно. Борчха, город есть такой турецкий: бывало, днём все спят, ночью – двести лавок открыто, контрабанду грузят, вьюки на лошадь, на осла – и в
Батум…
– Ты говоришь – турки. А я ведь по-турецки не могу.
– Зачем турецкий? Квартсхана есть турецкий деревня, там Сименса завод, медь плавят. Живут одни русские и те, кто раньше жил до большевистского дела, до революции, и потом из Берлина, Парижа другие русские наехали…
– Через горы, значит?
– Через горы, гора высокая, Хуло называется…
Дядя Вася задумался. Гор он не знал и боялся. То ли дело лес!
– Поскорее бы… – сказал он вслух. Звериным чутьём угадывал опасность, но от чачи и шашлыка клонило ко сну.
Решено было деньги обменять вечером, перед тем как двинуться в путь.
– Не волнуйся, дорогой. У нас все честно, как в банке.
Напоминание о банке обеспокоило Дядю Васю, он оглянулся – все было по-прежнему: шашлычник, дремлющий за стойкой, и все тот же пьяница. Теперь он храпел.
– Номер сниму в гостинице, – совсем отяжелев, пробормотал Дядя Вася. – У меня, брат, документ, я не кто-нибудь, не шпана.
– А что ж… Плати, дорогой, и пойдём, я тебя доведу, снимешь себе номер и спи, темно будет – я приду. Тут близко.