Мёртвое озеро

– Мама. – Ланни подается вперед, и я вижу в ней неподдельную твердость; вижу призрак той женщины, которой она станет. – Мама, Сэм – нормальный человек. Всё в порядке – и с ним, и с нами. Просто сделай это.

«Просто сделай это». Я глубоко, медленно вдыхаю, откидываюсь на спинку кресла и киваю. Ланни неспешно улыбается и складывает руки на груди. Моя дочь любит выигрывать.

– Я буду смотреть за ним во все глаза, – обещает она мне. – И у меня на быстром дозвоне стоят номера Хавьера и офицера Грэма. Эн-О, мама.

Я знаю, что «Эн-О» означает «ничего особенного». Однако это не так. Но мне нужно совершить прыжок вслепую, веря в лучшее, и на сей раз я это сделаю. Я беру свой сотовый телефон и набираю номер, глядя в глаза Ланни.

Сэм отвечает со второго гудка.

– Привет, Гвен.

Обыденность и теплота этого ответа успокаивают меня, и мой голос звучит почти нормально, когда я говорю:

– Мне нужна твоя помощь.

Я слышу, как течет вода. Я слышу, как он закручивает кран и отставляет что-то в сторону, чтобы уделить мне все свое внимание полностью.

– Только скажи, и я все сделаю.

Так просто.

* * *

– Я собираюсь уехать всего на полсуток, – говорю я Сэму вечером в воскресенье; на следующее утро у меня забронирован билет на самолет. – Но я буду признательна, если ты побудешь с детьми. Ланни – девочка ответственная, но…

– Да, но ей всего четырнадцать, – соглашается он и делает глоток пива, которое я достала из холодильника, – портер с пеканом; похоже, ему оно нравится. Крафтовое пиво – просто дар божий. Я прихлебываю другой сорт пива – «Сэмюэл Адамс органик чоколейт стаут», с мягким сливочным вкусом; оно унимает судороги у меня в желудке. – Ты же не хочешь, вернувшись, застать перевернутый вверх дном дом, полный мусора и пивных жестянок?

– Верно, – соглашаюсь я, хотя и сомневаюсь, что Ланни вообще придет в голову устроить вечеринку. В мое отсутствие она не будет чувствовать себя свободной, как чувствовали бы большинство девочек ее возраста. Она будет чувствовать себя уязвимой – и она действительно уязвима. Если ее отец знает, где мы находимся, если кто-то действительно шпионит для него за нами… я стараюсь не думать об этом. Я отлично сознаю, что кто-нибудь может наблюдать за домом прямо сейчас. По озеру в закатном свете скользит пара суденышек, направляясь к берегу; быть может, с одного из них на крыльцо моего дома направлен фотоаппарат… От этого у меня по коже бегут мурашки. «Мэл разрушит это. Он разрушает всё».

Но именно поэтому я собираюсь навестить его. Чтобы быть абсолютно уверенной, что он знает, на какие ставки мы сейчас играем.

Я не сказала Сэму, куда я еду. Я даже не знаю, как начать такой разговор. И еще я не сказала ему, что установила беспроводные камеры. Одна направлена на переднюю дверь, другая – на черный ход, еще одна закреплена на дереве с обратной стороны дома, для широкого обзора, и еще по одной – высоко вверху, на решетке кондиционера в гостиной и в кухне. Я легко могу переключаться с одной на другую, выводя вид с каждой на экран планшета, прилагавшегося к ним. В экстренном случае я могу отправить ссылку по электронной почте в полицейское управление Нортона.

Не то чтобы я не доверяла Сэму. Просто мне нужна какая-нибудь подстраховка. Вслух я говорю:

– Сэм, у тебя есть оружие?

Я застаю его на середине глотка, и он поворачивается ко мне с забавным выражением на лице, пытаясь откашляться. Я выгибаю бровь, и Сэм виновато усмехается.

– Извини, ты застигла меня врасплох. Да, у меня есть пистолет, конечно. А зачем?

– Ты не против взять его с собой, когда придешь сюда? Я просто…

– Обеспокоена тем, что приходится покидать детей? Ладно, хорошо, без проблем. – И все же он продолжает смотреть на меня, потом слегка понижает голос: – Есть какие-то конкретные угрозы, о которых мне нужно знать, Гвен?

– Конкретные? Нет. Но… – Я медлю, не зная, как сказать об этом. – У меня такое чувство, будто за нами следят. Это звучит дико, да?

– Около Киллхауз-Лейк [14]? Ничуть.

– Киллхауз-Лейк?

– Вини в этом не меня, а свою дочь. Полагаю, это придумал кто-то из ее приятелей-го́тов. В точку, а?

Мне это название не нравилось. Даже «Стиллхауз» было для меня уже достаточно жутко.

– Ну, просто… позаботься о них, это все, о чем я прошу. Меня не будет дома меньше суток.

Он кивает.

– Я могу поработать над обустройством веранды, если ты не против.

– Конечно. Спасибо.

В порыве благодарности я протягиваю Сэму руку, и он на минуту удерживает ее в ладони. Это всё. Не поцелуй, даже не объятия. Но это нечто прочное, и мы некоторое время сидим, наслаждаясь этой прочностью.

В конце концов он поднимается, допивает свой портер и говорит:

– Я вернусь рано утром, еще до твоего отъезда, хорошо?

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Я уезжаю в Ноксвилл в четыре часа утра. Детям нужно ехать в школу к восьми, они сами в состоянии собраться и сесть на автобус. Можешь распоряжаться своим временем как угодно до трех часов дня, когда они вернутся. Я приеду уже после того, как стемнеет.