Мёртвое сердце (СИ)

Она прошла вдоль стен, ища выход — его не было. Тогда Лили понимающе хмыкнула: Салазар говорил, что он обязательно сделает какую-нибудь комнату, из которой можно будет только вылететь или выползти, если ты крупный змей.

Поэтому он и учил Лили заклинанию левитации. Чтобы как-нибудь потом похвастаться этой потрясающей комнатой, из которой девочка могла только вылететь.

На потолке действительно обнаружился лаз, достаточно большой как для взрослого человека, так и для огромного змея. Лили лихо прищёлкнула пятками, — как Дороти в сказке, — сморщилась от боли в ранках и напряглась, всеми силами намереваясь полететь. Важно было именно намереваться, а не желать — иначе левитация не работала.

Магия послушно подняла её наверх. Лаз распахнулся от банального «откройся» на змеином — а уж с ним у Лили проблем никаких не было. Она умела шипеть сколько себя помнила, — ну, то есть сколько она была с Эвансом, — всю нынешнюю сознательную жизнь.

Голову кольнуло болью, и Лили передёрнулась. Не до воспоминаний.

Лаз вёл в женский туалет Миртл — Лили не раз здесь бывала. Единственный спокойный туалет, если говорить откровенно, потому что в остальных стайки разновозрастных девиц принимались обсуждать всё подряд. Особенно — мальчиков, конечно.

Лили аккуратно приземлилась на кафельный пол, прямиком в большую лужу. Ноги промокли в считанные мгновения, а плитка покрылась красными разводами.

Миртл не было. К счастью.

Девочка кое-как вымыла лицо в одной из раковин, старательно обходя повреждённые участки. Лоб над открытым глазом и вовсе не трогала — не знала, что будет, если вода попадёт на яблоко.

Было непонятно, день сейчас или ночь, встретит ли Лили кого-то на пути в Больничное крыло или же дойдёт спокойно. Ей бы не хотелось слышать визга в свою сторону — дети очень громкие, а у неё так болела голова!

Школьные коридоры и лунный свет развеяли эти страхи.

Вокруг было темно. Хогвартс благодушно тушил на пути Лили факелы — девочке было сложно смотреть на яркость повреждённым глазом, и Замок не играл с ней, как раньше. Это было на удивление… приятно.

— Лили?

Лили обернулась. Тетрадка жгла руки, открытые раны пекло, босые мокрые ноги без ногтей сводило от холода и от боли. Но Эванс всё равно была видеть Северуса Снейпа — такого знакомого, в чёрной мантии, обрадованного и ошеломлённого одновременно.

Она ответила, но Снейп её не понял. Лили понадобилось несколько мгновений для того, чтобы перестроиться со староанглийского на современный и повториться:

— Мне надо в Больничное крыло.

— Я… я это вижу. Идём.

Лили ощущала его взгляд на себе: ошарашенный, шокированный, тёплый, обеспокоенно-умиротворённый. От этого калейдоскопа противоречивых чувств хотелось чесаться, но Лили этого, естественно, не делала — новые ноготки были мягкими и болезненными на прикосновения.

Северус шёл рядом, и от этого становилось спокойнее. Пока Лили было достаточно и этого.

— Где вы были, мисс Эванс?

— Очень давно, профессор.

— Давно? — не понял Снейп.

Лили молчала несколько секунд — думала, что и как отвечать. Как назло, ничего на ум не приходило, одни только глупости. Хотелось вот прямо сейчас взять, рассмеяться, расплакаться, закричать от боли и облегчения, подарить кольцо Снейпу, обнять его и наругать. Не важно, за что. Просто.

Вместо этого Лили просто продолжала идти.

— Знаете, профессор, у меня палочка очень волшебная, с шерстью северного оленя. А это значит, что у меня будут путешествия. Удачные. В основном.

Снейп непонимающе нахмурился, но уточнять ничего не стал. Лили продолжила:

— Это путешествие наконец закончилось, да. Я рада. Потому что я устала. Столько событий…

— Оно было удачным?

— В основном.

Мадам Помфри будто только её и ждала: едва Лили переступила порог Больничного крыла, как медиведьма сразу кинула на неё сканирующие чары. Снейп, который кое-что понимал в колдомедицине, при виде высветившегося рисунка чар посерел ещё больше — хотя, казалось бы, куда ещё.

— На койку, юная мисс, — скомандовала Помфри.

— Хорошо… сейчас.

Лили прошла в конец Больничного крыла, к неприметной дверке. Когда-то за этой дверью болел таинственный профессор Северус Снейп, теперь же Лили ощущала за ней Эванса.

Она вошла в комнату без стука или предупреждения. Эванс спал, а может, только лежал без движения. Не разобрать. Лили не стала его будить: положила дневник на прикроватную тумбочку и коротко поцеловала брата в лоб.

— Я скучала, Эванс, — тихо сказала она.

Перед тем, как выйти и закрыть дверь, Лили оглянулась и сразу скривилась: над кроватью Эванса склонился безликий.

Она не стала ничего говорить, просто закрыв дверь.

Не было ничего удивительного в том, что Эванс полностью вернулся к своему обыденному индифферентному состоянию за два с половиной дня. Но он всё-таки немного изменился: стал капельку эмоциональнее и активнее, чем был до этого. И, несомненно, в его сердце появилось немного любви для сестры — от её кровати Эванс практически не отходил.