Мёртвое сердце (СИ)

Сириус много разговаривал, шутил, смеялся над собой и ситуациями, давал дельные советы и откровенно безобразничал перед директором и профессором Снейпом. Впрочем, от последнего удалось отучить очень быстро: оказалось достаточно одного простого намёка, чтобы Блек сам подошёл к Северусу и извинился за своё поведение.

Друзьями мужчины, естественно, не стали, но Лили хватало и обычного знакомства. В конце концов, она испытывала непонятное тепло по отношению к этим двум мужчинам, и ей хотелось бы, чтобы они жили хотя бы в хлипком мире.

Северус даже пообещал прийти, проверить, как Эвансы устроятся на новом месте — то есть, в доме Сириуса. С разрешения самого Блека, естественно.

— Что, любуешься в последний раз? — подошёл сзади Сириус.

Лили неловко пожала плечами.

— Скорее радуюсь, что больше не буду здесь жить. Мне, знаешь ли, не слишком нравился этот приют. И мадам Струкс, конечно.

— Вроде она Стракс.

— Да пошла она к чёрту.

Сириус лающе рассмеялся и взъерошил Лили волосы удивительно тёплым братским жестом.

Эванс с усмешкой пригладила пряди. Вот ведь странность — после «приключения» её волосы стали ярче и потеряли все свои кудряшки, будто утратив последние силы для завивки. Лили не ощущала, что это неправильно; напротив, ей всегда казалось, что медные кудряшки — это совсем не её. Её — это прямые пряди резкой рыжести.

Теперь, вот, она пришла к своему «правильно».

Сириус махнул рукой и ушёл в приют — помогать Эвансу собираться. Лили крикнула новому опекуну, что подойдёт часа через два. Этого времени, по её прикидкам, им вполне хватит для того, чтобы наиграться, нагуляться и уложить все вещи.

Она же шла по знакомой дорожке, размытой дождями. К зданию, которое совсем не напоминало церковь.

Август был внутри — молился около распятия. Он обернулся, когда Лили закрыла за собой дверь, и очень побледнел, увидев гостью.

Узнал.

Было забавно, что за прошедшие столетия Август, — а это был, само собой разумеется, именно тот самый Август, — совсем не поменял свою деятельность. Он проповедовал Лили добро и любовь в прошлом, рассказывая о Ное, читая ей детские Библии и отвечая на тысячи вопросов; он пытал её и целовал её окровавленные пальцы в не-средневековье, слушал её мольбы, говорил-говорил-говорил, изображал её любимого брата и причинял ей много боли; он же будет умолять Лили остановиться и пощадить его, ведь он исправился-и-больше-никогда, что ему жаль, ведь это же он, Август, тот самый, что читал ей Библию и отвечал на вопросы, и, малышка-Лили, пожалуйста, пожалуйста, Лили, пожалуйста!

— Прости меня, Святой Отец, ибо я сейчас согрешу.

========== Книга третья. Материнство. ==========

— Рубеус, сколько лет, сколько зим! Не надумал ещё перебраться к нам из своего замка, а? Такие перспективы, друг мой!

— Ты мне, того-этого, зубы-то не заговаривай. А то получишь.

— У тебя, друг мой, даже палочки нет.

— У тебя тоже.

— Зато у меня есть пистоль. Как думаешь, что быстрее, пистоль или твои кулаки?

Хагрид коротко хмыкнул и поставил на прилавок клетку с шипящим внутри существом. Огнекрабов он выводил долго и очень упорно, иногда даже страдая от собственного творения. Твари оказались на диво агрессивные, опасные и кусающиеся — в общем, чудесные, как раз как заказывали.

Без палочки, конечно, было неудобно — всё же зонтиком нельзя выписывать достаточно чёткие круги-треугольники у заклинаний. Но у тёмных чар, признаться честно, не было особых рисуночков. Намерением важнее.

Хозяин лавки, в которой Рубеус был частым гостем, достал каминные щипцы и с осторожностью немного приоткрыл глухую клеть. Из щели тотчас полыхнуло огнём — Рубеус специально посадил тварь задницей на выход, чтобы не лишиться ненароком пальцев. От огня же всегда можно увернуться.

— Залп у него раз в две-три минуты, а шкура такая толстая и прочная, что твоя пукалка на него не подействует.

— Магия?

— Не-а, там я немного влил драконьей крови. Все заклинания ослаблены, даже Авада не совсем действует — просто вырубает.

Продавец восхищённо защёлкал языком. Хагрид даже приосанился бы, если бы не знал, что тот собирается торговаться до последней монетки. Поэтому Рубеус быстро добавил:

— Пять сотен галлеонов, и ни кнатом меньше.

— Пять сотен?! Друг мой, откуда у бедного, несчастного сквиба такие деньги?!

— Я всегда могу пойти к Берксу.

Продавец снова защёлкал, на этот раз укоризненно.

— Ты оставишь меня совсем без гроша, друг мой. Но, так и быть, пять сотен. Это мальчик или девочка?

Хагрид басовито заржал от такого невинного вопроса.

— Ты ему под хвост ещё загляни, а! Пацан это, пацан. Девка будет тебе стоить семь сотен, а за полторы тысячи я ещё и расскажу, как их выводить.

Волосы на голове у продавца зашевелились — то ли от жадности, то ли от открывающихся перспектив.

— А добавишь до пяти тысяч, — задумчиво сказал Хагрид, посматривая на нежные, ухоженные ручки своего давнего знакомого, — я ещё и расскажу, как выращивать этих малышек. И как остаться со всеми пальцами.

Огнекраб пыхнул дымом, продавец вдохновлённо закивал и быстро закрыл клеть. Значит, волосы шевелились от перспектив.