Лили тоже вопила. Потому что, ну в самом деле! Слишком резко этот призрак появился в спальне — Лили даже проснуться как следует не успела!
Перепугавшись визга, Гермиона стала невидимой и не показывалась до урока Трансфигурации. Тогда дети вновь принялись визжать, едва она потеряла концентрацию и вновь приобрела видимость.
Бедная испуганная мёртвая девочка.
Ничего особенно страшного, на самом деле, в ней не было — по мнению Лили. Гермиона выглядела, в принципе, как обычно: школьная форма, тяжелый портфель, зажатое в кулаке письмо для Джин и Грегора. Только вот половины головы на плечах не было, но это не смотрелось совсем уж ужасно, особенно если не всматриваться.
— Мистер Эванс! — Лили втянула голову в плечи и мрачно зыркнула на МакГонагалл. — Вы даже не приступили к выполнению задания!
Мальчик послал профессору равнодушный блаженный взгляд, и женщина задохнулась от негодования:
— Отработка!
— Но, профессор, — нахмурилась Лили. — У брата и так сегодня отработка с профессором Снейпом.
— Мисс Эванс, — зашипела сквозь зубы МакГонагалл, доведённая равнодушием своего ученика до той крайней степени бешенства, которую где-то глубоко в душе опасался даже Альбус Дамблдор. — Я смотрю, вам не терпится повторить подвиг своего брата? Отработка! Сегодня отработаете с мистером Эвансом, завтра — со мной, а послезавтра — с профессором Флитвиком! Он упоминал, что вы, юная мисс, пропускаете его уроки!
Лили исподлобья взглянула на профессора, вложив в этот взгляд всё своё недовольство и злость на женщину, затем откинулась на спинку неудобного школьного стула и скрестила руки на груди. На отработки ей было, честно говоря, плевать, но вот то, что её дорогой декан, по своей отвратительной привычке, высказала ей всё в лицо, не стесняясь присутствия других учеников… о, вот это её просто вывело из себя! Как же это раздражало рыжеволосую волшебницу! Ну почему МакГонагалл, как нормальный декан, не могла отчитать её с глазу на глаз? Обязательно было вмешивать не только Эванса, но и их однокурсников, и даже первогодок со Слизерина!
Холодные пальцы Эванса, невесомо коснувшиеся её ладони, немного охладили злое чёрное пламя, разгорающееся где-то в груди Лили. Девочка с усилием затолкнула в горящие жаром лёгкие немного воздуха. Лишь бы не вылить этот огонь на спину МакГонагалл.
Отработки Лили действительно не волновали, и дело было в том, что она совершенно не знала, чем себя занять по вечерам. Волшебство ей надоело почти смертельно, а от бессмысленных маханий палочкой и заучиваний бесполезных простеньких заклинаний тошнило так же, как и от полюбившейся брату тыквы. Даже рисовать первокурснице алознаменного факультета не хотелось; признаться, рисование даже пугало её, поскольку часто выходило так, что карандаш оставлял странные дёрганные линии, складывающиеся в картинки, от которых у девочки болела голова и темнело перед глазами.
Лили устала от магии, устала от вечно унылых лекций и бессмысленной траты её времени, слишком ценного для того, чтобы проводить его, сидя за неудобной партой и размахивая палочкой. Ей хотелось бегать, прыгать, кувыркаться! Эта шебутная энергия не могла быть задавлена глупыми уроками полётов на неудобных мётлах, которые, к тому же, выглядели настолько плохо, что могли бы сойти за мётлы для подметания улиц. И скоро столь нелюбимые уроки полётов, что хоть как-то заменяли физкультуру, должны были кончиться, но никакой замены, по словам старшекурсников, у них не было и не будет.
В принципе, некоторая физическая нагрузка присутствовала на уроке гербологии и уходе за магическими существами, где ученикам предстояло удерживать в узде разбушевавшиеся растения и животных, но Лили, прочитавшая горы книжек про правильное воспитание и развитие детей и подростков, знала, что этой минимальной нагрузки было недостаточно. Её вообще удивляло, почему английские маги, имея минимальную физическую активность и потребляя кучу жирной и вредной пищи на завтрак, обед и ужин, вид имеют здоровый и даже цветущий. Магия, не иначе.
Клокочущей ярости Лили хватило до вечера. Только вдохнув холодный воздух подземелий, девочка ощутила, как кипящая лава её гнева тухнет и с шипением превращается в угольно-чёрную массу, хранящую в своих недрах алые искры ненависти и камнем лежащую на сердце девочки. Отношение Минервы МакГонагалл к своим подопечным было в корне неверным: Лили, к примеру, лишь изредка слышала от профессора-кошки сухие дежурные похвалы, тогда как обругана девочка была не раз и не два. Младшекурсница бросила считать количество порицаний где-то после третьего десятка.
— Я уже успокоилась. Почти, — фыркнула Лили в ответ на один из обеспокоенно-равнодушных взглядов Эванса. — Да, почти.