Лили смотрела лишь на то, как Северус Снейп время от времени встряхивает головой, пытаясь откинуть мешающиеся ему при варке образцово-показательного зелья прядки угольно-черных волос.
Голова у неё раскалывалась.
— Мисс Эванс, вам плохо? — заметил её состояние профессор Снейп. — Мисс Перкс, проводите однокурсницу в больничное крыло.
— Не надо… я сама дойду. Спасибо.
Лили быстро собрала вещи, кивнула Перкс, — та слишком любила зелья, чтобы пропускать хоть один урок, — и Снейпу, а потом вышла из класса. Ни в какое Больничное крыло она не собиралась — не видела смысла. Мадам Помфри её туда уже практически не пускает, научила первокурсницу лёгким лечебным заклинаниям, и всё.
Поэтому Лили отправилась туда, где её никогда и никто не находил — в убежище призрака своей однокурсницы, Гермионы Грейнджер.
Лили обнаружила её пыльное убежище во время одной из своих вечерних прогулок по замку в конце ноября. Делать из-за «болезни» Эванса девочке было решительно нечего, сидеть в гостиной она не хотела, а мрачные перешёптывания портретов бодрили юную гриффиндорку не хуже ужасных на вкус зелий. Ближе к ночи факелы и свечи гасли, погружая негостеприимные и полные волшебства коридоры в ощетинившуюся лунными тенями темноту. Лили было на удивление легко скользить по этим теням, извивающимся под её ногами, играя с ними в догонялки; именно одна из таких игр привела её в старый класс чар с подкопченными стенами и трещинами на полу. Гермиона даже не обратила на неё внимания, а Лили, увлечённая и заинтересованная тоской мертвой, тихонько уселась на одной из парт, во все глаза смотря на свою бывшую однокурсницу.
Никто не заметил смерти Гермионы Грейнджер. По правде говоря, если бы она не просвечивала и не была светло-голубого оттенка, вряд ли кто-нибудь вообще обратил бы на неё внимания. Но Гермиона просвечивала, сдавала полупрозрачное домашнее задание на голубоватых свитках-миражах, что таяли от одного прикосновения, исправно посещала все занятия по расписанию и даже иногда приходила в Большой зал, где могла усесться прямиком на ученика, не заметив того. Дети ругались и шипели на неосторожное привидение, не осознающее собственной смерти, но поделать ничего не могли и даже упросили декана вернуть девочке-призраку её кровать: расстроенная Гермиона, каким-то образом не выспавшаяся, причитала весь день после того, как ей пришлось «проспать» долгую ночь на диване в гостиной.
Другие привидения сочувственно качали своими головами и с жалостью смотрели на нового члена призрачной общины. Как сказал Николас, привидение факультета Гриффиндор, подобное поведение для недавно умершего человека вполне естественно: девочка никак не могла осознать и принять свою смерть с достоинством; вместо этого она продолжала следовать привычному распорядку дня, плывя по неспешному течению своей не-жизни.
Неудобно вышло с изменившимся расписанием. Как и всегда, в начале февраля оно полностью перекраивалось: добавлялись «тёплые» предметы вроде гербологии и основ ухода за магическими существами, которые традиционно проводились на улице. Радостные дети получили повод побольше находиться на свежем воздухе, а раздражённые преподаватели теперь отлавливали вновь принявшихся прогуливать учеников по всей территории школы. Бывало, профессор Вектор или профессор Снейп чуть ли не за уши вытаскивали лентяев из самых неожиданных мест. Ученики были везде, от поваленных деревьев, полых и тёплых внутри, до самодельных хлипких домиков на деревьях, держащихся лишь на честном слове и самой магии.
Так вот, немного неудобно вышло с Гермионой. Расписание изменилось, ей об этом сообщили сердобольные ученики, но девочка-призрак продолжала путать кабинеты и часы, приходя учиться по старому расписанию и тем самым часто оказываясь на уроках старшекурсников, где решительно ничего не понимала. А если и понимала — то тотчас забывала, поскольку, как узнали любознательные рейвенкловцы, ни портреты, ни привидения не могли нормально учиться после своей смерти, хотя и обладали идеальной памятью о собственной жизни. Девочке, конечно, повесили расписание рядом с её вечно пустой и холодной постелью, но Гермиона не могла запомнить даже распорядок дня, не говоря уже о чём-то большем.
Когда Гермиона прекратила посещать уроки, первогодки вздохнули с облегчением. Девочка их пугала, и Лили прекрасно понимала своих однокурсников, хотя и не разделяла их страха. Призраки являлись слепком личности, его ярким посмертным отпечатком, фиксирующим также то, как человек распрощался с жизнью. Именно поэтому Кровавый Барон щеголял с огромным кинжалом в груди, Серая Дама стыдливо кутала шею с синяками удушья в прозрачную шаль, а Николас хвастал своей почти отрубленной головой — как же, сорок пять ударов тупым топором!
То, что осталось от головы Гермионы, порой пугало не только маленьких детей, но и взрослых. К концу дня до призрака это доходило, и она уединялась в старом, всеми позабытом классе чар. Утром это знание ускользало, и Гермиона вновь и вновь ловила на себе странные, полные страха и отвращения взгляды.