Мёртвое сердце (СИ)

На левой ноге Эванса не хватало большого куска, будто кто-то очень большой, — будем откровенны, Северус знал, кто именно, — отхватил половину икры. От рваной раны расползались чёрные нити-вены, и Снейп задался вопросом: а почему никто не перевязал ранение? Хотя, тут уж непонятно, что начинать лечить и откуда начинать перевязывать

— М. Ясно, — Лили укрыла брата покрывалом и снова села на его кровать.

— Мисс Эванс, нам стоит идти.

— Да, сейчас. Сейчас, мне только надо вспомнить…

— Что именно?

— Считалочку.

— Мисс Эванс!

Лили посмотрела на профессора, приподняв брови.

— Но это важно! Как там было-то…

Снейп тяжело вздохнул и устало потёр глаза. Считалочка, в самом деле?

— Что эта… считалка должна сделать?

— Оживить брата, естественно, — уверенно заявила.

— Оживить. Ну конечно.

На самом деле, ничего удивительно в «считалочке» Снейп не видел. Ещё рунические висы были сложены в стихах, и при этом отлично работали уже не первое столетие. Да и магические катрены, песни, стихи использовались повсеместно при проведении самых разнообразных ритуалов.

Ведь что такое стих? Обращение ко вселенной, к магии ради исполнения желания мага. А ещё древние знали, что стихотворная форма гармонизирует это обращение, и его услышат с большей вероятностью.

— Как же там, — почти плача прошептала Лили.

— Раз-два-три, — подсказал Снейп. — Обычно считалки начинаются так.

— Раз-два-три… точно, точно! Раз-два-три-четыре-пять, — зачастила Эванс, будто боясь, что Снейп насильно выволочет её из больничного крыла, —

Прекращай скорее спать,

Сны уводят за собой

Душу, страсть и мой покой.

Пять-четыре-три-два-раз,

Хватит спать, вот мой приказ.

Девочка замерла, внимательно вглядываясь в лицо брата. Северус отчего-то тоже смотрел на заплывшие глаза и спутанные колтуны волос.

Ничего не происходило.

— Мисс Эванс, идём, — повторил Северус, чувствуя, как его чары медленно теряют силу.

— Да. Да, ладно, — Лили аккуратно пожала руку брата и вдруг замерла. На её губах расцвела полубезумная улыбка, счастливая и искренняя до тошноты. — Идём, конечно.

Они вышли из палаты, но наведённый сон не спадал с колдомедиков.

Стёкла в окнах звучно треснули, но остались на месте, не потеряв ни осколка. Волшебные светлячки замигали, испуганно взвизгнули магические артефакты, поддерживающие в Эвансе жизнь. Колдомедики завозились, но никак не могли скинуть с себя пелену сна — не хватало личной магической мощи.

Никому не хватило бы сил на это, если честно.

— Ну, ну, юный Мастер… как ты неаккуратно.

Ширма, закрывающая Эванса от остальных, отодвинулась. К кровати подошёл мужчина — спокойный, с белыми длинными волосами и невыразительным лицом. Он остановился около мальчика и небрежно потрепал того по красным волосам; одна из прядок с кусочком скальпа осталась у безликого в руках.

Эванс перестал дышать, но открыл мутные мёртвые глаза.

— Я говорил тебе, юный Мастер, что всё дело в магии… уйдёт она — уйдёшь и ты. Помнишь?

Эванс помнил. Сознание у него плыло, купалось в белой непроглядной мути, но воспоминания о каждой из встреч с безликим сверкали, как стеклянные осколки на солнце.

Это было на сороковой день после смерти мисс Оллсандей — он считал. И это был пятнадцатый день после того, как он немного… расслабился.

Пятнадцатый день после того, как он не захотел просыпаться. С каждой прожитой в небытие секундой, Эванс это чувствовал, возвращаться становилось тяжелее. Но у него просто не было ничего и никого, к кому бы он мог вернуться.

Не было смысла жизни. Зато оставалось любопытство, которое не давало окончательно раствориться в темноте вокруг: кто-то рядом с ним постоянно говорил.

Слов было не разобрать, слишком они звучали невнятно. Иногда ему удавалось услышать отдельные звуки, но в основном это был непонятный бубнёж. Говорила девочка не старше семи-восьми лет, очень звонкая и громкая. И говорила она действительно много.

— А ты всё не просыпаешься, — внезапно услышал он тогда грустный и монотонный голос. — Жаль.

Обычно девочка звучала весело, задорно, иногда ласково. Грустных ноток он никогда не слышал.

Перемена разбудила в нём… что-то. Ему стало не просто любопытно — ему стало интересно.

Чернота вокруг немного развеялась, и голос стал звучать ближе и чётче.

— Хочешь, я тебе стишок прочитаю? — спросила девочка. — Конечно хочешь, тебе наверняка скучно там, в темноте. Я сама стих придумала, как древний маг, я про них читала в книге. Слушай.

Он напряг слух и даже прищурился — вдруг поможет? Темноты становилось меньше.

— Раз, два, — и с этим его сердце вдруг сделало два рваных удара в такт, — это не только слова.

С удивлением он вдохнул большую порцию воздуха. Пахло медикаментами и крахмалом, и эти резкие запахи били по нему сильнее, чем когда-либо мог Вернон или дружки Дадли. Меж тем девочка продолжала:

— Три, четыре. Нет тебя в этом мире. Пять, шесть. Для тебя у нас весть. Семь, восемь, кхм — вдруг запнулась девочка, — Как наступит осень…