Мёртвое сердце (СИ)

Вернулось зрение, оказавшееся донельзя скудным. Вокруг были только желтоватые стены, потолок, заляпанный чем-то, серый пододеяльник и потрескавшуюся рама окна. На кровати рядом с ним сидела, подтянув колени к подбородку, девочка, бывшая едва ли старше его самого.

Её глаза, такие же зелёные, как у него, ярко блестели, а волосы были того редкого цвета бурой лисьей шерсти, что встречается только в Шотландии. Взгляд девочки был мёртвый, недвижимый, он совсем не подходил ребёнку.

Со слабым весельем мальчик подумал, что они с этой девочкой поладят. Они были очень-очень одинаково немёртвыми и совершенно неживыми.

— Девять, десять. Тебя скоро повесят, — закончила она. — Ты очнулся?

Он сел на кровати, не сводя глаз с девочки.

— О, можешь не говорить — ты лежишь тут давно, — продолжила она, опуская подбородок на острые коленки. — Я тоже. Было скучно, к нам никого не пускали, только врачи иногда заходят. А ты всё не шевелился, — она замерла на миг и добавила уже немного другим голосом, более уверенным: — Я уж думала, что не проснёшься.

— Сложно было держать твоё сердце в руках, юный Мастер, — услышал он тогда голос безликого.

Девочка от этих слов оцепенела и будто выцвела: волосы стали на несколько тонов светлее, уже не бурая шерсть, а выцветшая ржавчина; глаза из яркой зелени смерти превратились в два мутных грязных болота.

— Но, — продолжал безликий, — ты всё же справился. Что же тебя остановило, юный Мастер?

— Не знаю. Любопытство, — пробормотал он, вновь чувствуя подкатывающую апатию. Его сердце начало пропускать удары, зрение возвращалось к своему более широкому спектру, а запахи медленно таяли.

— Любопытство, — протянул безликий тогда. — Что же. Пусть будет так. Главное, что ты оставил свою магию.

— Осталось ли в тебе любопытство? — спросил безликий сейчас. — Хотя бы капля?

Эванс тяжело, с хрипами и хлюпанием, вдохнул. Любопытства в нём не было, однообразная жизнь в магическом замке не располагала к появлению этого чувства. Лили старалась разбудить в брате хотя бы крохи, делала невероятные вещи, творила потрясающую магию… а Эванс скучал.

— Нет, — прохрипел он.

Безликий откинул с тела Эванса простынку. Постное лицо разрезала кривая усмешка; выглядела она на обычно равнодушной маске как излом или трещина.

Одного взмаха рукой хватило, чтобы укус на ноге Эванса прекратил гноиться, а чёрные язвы на коже мальчика вспухли чёрной слизью. Под ней не было ни следа от недавних нарывов. Эванс стал выглядеть как обычный мальчик, разве что очень бледный. И глаза у него оставались по-молочному мутными.

— Жаль, жаль… а вот магия в твоём теле всё ещё теплится. Почему же, юный Мастер?

Эванс не ответил.

========== Глава 12 ==========

Весна наступала неотвратимо, каждый день понемногу отвоёвывая у зимы маленькие кусочки реальности, складывающиеся в неприглядную картину, заполненную сухими голыми ветками деревьев, чёрной землёй и редкими проблесками голубого неба на бело-сером своде. Тут и там, точно извиняясь, начинали пестреть зелёные травинки, на ветвях набухали робкие, дрожащие от малейшего сквозняка почки, а первый желтый цветок Лили встретила с детским восторгом и с такой же непосредственностью: недолго думая, сорвала жёлтую головку на зеленоватом стебле и отнесла к Снейпу в класс зельеварения, где она всё равно проводила почти неприлично много времени. Цветок стоял один-одинёшенек в огромной мутной вазе, помнившей, казалось, самого Слизерина.

Весеннее настроение охватывало учеников Хогвартса. Влюблённые с новой силой принялись сбегать по ночам из своих гостиных для того, чтобы провести парочку лишних часов наедине. К счастью, погода не радовала комфортными температурами, так что профессорам не приходилось рыскать по территории замка в поисках гулён.

Впрочем, были люди, — ну, не совсем люди, — которых всеобщий ажиотаж не коснулся. К ним относился обычно жизнерадостный Рубеус Хагрид, работавший лесником при Хогвартсе.

Рубеус в своей крови нёс ровно половину великаньей, так что выглядел он соответствующе: огромный, заросший бородой по самые глаза мужик в меховом тулупе, который Хагрид не снимал даже летом. Характер, однако, Рубеус имел самый что ни на есть добродушный; зачастую из-за своей любви к миру и населяющим его зверушкам полувеликану весьма серьёзно доставалось от окружающих.

Лучшим примером тому мог бы стать скандал, разразившийся буквально пару недель назад: Хагрид вздумал вырастить в своей хижине дракона, невесть как оказавшегося у него. К несчастью, Рубеус забыл о том, что дом его сделан из дерева, а драконы — твари огнедышащие, и вышло так, что некоторое время лесник, лишившийся и дракона, и крова, жил в Хогвартсе, совсем рядом с башней Гриффиндора.

Так что не было ничего удивительного в том, что Лили, нестерпимо скучающая без своего любимого брата, вознамерилась подружиться с удручённым лесником. Именно благодаря этой дружбе, навязанной скорее от скуки, нежели от реального желания, Лили заметила, что приободрившийся было Хагрид вновь начал скатываться в затягивающую его, точно трясина, депрессию.