Мёртвое сердце (СИ)

Головокружение и тошнота совсем прошли, оставив после себя кислоту во рту и тупую, бьющую прямо в висок боль, довольно неприятную, но терпимую. Квирелл поднялся, тщательно уничтожил всю успевшую вылиться из него кровь, на всякий случай ещё раз проверил, не жив ли ребёнок (тот был холоден, как давешний вампир), и, брезгливо испепелив камень-подделку, вышел из зала с зеркалом. Из комнаты с троллем, его собственным «испытанием», вёл собственноручно составленный потайной ход. Как Лорду удалось выдолбить в древних стенах пусть и узкий, но вполне пригодный к ходьбе коридор, для мага оставалось загадкой — он, как и все другие, кто учился в Хогвартсе, всегда считал, что замок нерушим и неизменен.

Коридор вывел его в мрачный тупик, обвешанный паутиной и пустыми рамами. Из него было можно за несколько минут добраться до выхода, и Квирелл поспешил покинуть замок: его всё равно больше ничего не держало в нём, и смысла дальше оставаться в Хогвартсе, да ещё и рядом с Дамблдором и Снейпом, Квиринус не видел. За то время, пока он шёл к одному из множества выходов из замка, Квиррелл успел замотать вокруг головы тюрбан, как следует вычистить и привести в порядок одежду и даже вернуть себе спокойное расположение духа. Смерть ребенка всё же его сильно задела.

— В Лютный, — шепнул ему Лорд сонным голосом: любые разговоры отнимали у Волдеморта много сил.

С грустью вспомнив о крови единорога, Квирелл прибавил шагу, всё же стараясь выглядеть естественным. По пути к границе аппарационного барьера он встретил Флитвика и МакГонагалл, прогуливающихся после уроков и обсуждающих недавние научные открытия. Быстро разойтись не вышло, и Квиринусу пришлось разыгрывать комедию для двух зрителей: дескать, у его племянницы какие-то проблемы с магией и его попросили помочь, возможно, это проклятие или даже… вампиры!

На слове «вампиры» Квиринус сделал страшное и испуганное лицо, так что ему поверили и отпустили с миром, кучей советов и заверениями в оказании необходимой помощи.

Больше он никого, к счастью, не встретил. Уже подходя к границе барьера, он чувствовал еле сдерживаемое ликование и едва не срывался на бег, тормозя себя лишь усилием воли. Мысли Квиррелла были уже далеко, там, где можно было принять тёплую ванную, вкусно поесть и поглазеть на красивых девушек. Возможно, поэтому маг не успел должно отреагировать на возникшую угрозу.

Впрочем, тело отреагировало намного раньше разума, и Квиррелл успел не только отскочить с пути странной собакоподобной твари, но и кинуть несколько смертоносных невербальных заклятий в ответ. Тварь это, правда, не остановило, и со следующим же прыжком она отхватила правую руку мага.

Квирелл взвыл больше от осознания потери конечности и страха, нежели от боли — её-то он почти не почувствовал. Тварь, ухмыльнувшись окровавленной клыкастой мордой, сделала ещё один короткий прыжок, широко разинув пасть, всю будто бы состоящую из одних зубов.

Слушая истеричный визг Волдеморта в своём затылке, Квиринус ощутил толику благодарности и злорадства: его лордейшеству было явно больнее.

Тварь со следующим прыжком перекусила мага пополам. Потом она подняла голову и принюхалась.

Две другие её части тоже были заняты.

2

В пятнадцатый раз пересчитав пятна на ширме, Лили была абсолютно уверена, что их ровно семнадцать, если считать даже самые маленькие, меньше половины ногтя. Если же считать исключительно крупные, больше фаланги её указательного пальца — то их было пять, причём три из них выглядели намного старше, чем покрывало, на котором она сидела. Покрывало было скучного сероватого оттенка, исчерчено тёмными полосками и неприятно кололось.

— Лили, профессор пришёл.

Проглотив раздражённое «наконец-то!», Лили спрыгнула с неприятного колючего покрывала и вприпрыжку добралась до двери, рядом с которой стоял как всегда чёрный Таинственный Профессор. Поприветствовав преподавателя, девочка шмыгнула за дверь, подальше от пристального взгляда Помфри, и с удовольствием принялась чесать спину, что делать ей было категорически запрещено.

После того, как из её спины удалили корни гадких цветов, кожа оставалась красной и воспалённой, какими бы мазями её не мазали. Самое худшее заключалось в том, что она постоянно чесалась и сводила гриффиндорку с ума. Мадам ей чесаться запрещала, делала какие-то компрессы, говорила о том, что могут остаться шрамы, если рыжая не успокоит свои руки, но у Эванс это всё вызывало лишь глухое раздражение. На шрамы Лили было плевать, а вот чесаться хотелось просто немилосердно, так что, когда Снейп поймал её руку, прекращая сеанс блаженного почёсывания, первокурсница выглядела готовой расплакаться.

Снейпа это не впечатлило.

— Ну хоть немножко! — проскулила Лили, уже представляя, как она будет уговаривать Салли-Энн почесать ей спинку.

Снейп приподнял бровь, скептически оглядел пританцовывающую на месте Лили и несколькими движениями грубовато растёр ей спину, как раз те места, где росли цветы. Чесотка, пусть и не прошла совсем, но немного утихла, и Лили вздохнула почти с облегчением.

— Спасибо!