Ребёнок мрачно уставился на директора долгим немигающим взглядом исподлобья, и, не подумав даже извиниться, продолжил свой бег. Дамблдор некоторое время смотрел ему вслед: на то, как развевается за спиной чёрная мантия с зелёной окантовкой, а красные волосы, собранные в небрежный низкий хвост, переливаются в свете факелов, нехотя зажигавшихся на пути юного слизеринца.
Какая-то мысль вновь мелькнула у Дамблдора, и старик потёр глаза, сняв очки. Эта мысль скреблась и привлекала внимание, точно движение, замеченное уголком глаза, но в упор не видимое, когда смотришь прямо.
Вроде бы у того мальчишки, — как же его имя? — была сестра…
Впрочем, это неважно. Стоит выяснить, что не так с цветами, выросшими на спине Лили-другая-Эванс. Однофамилицы и тёзки, конечно.
***
— Как твоя сестра себя чувствует?
Эванс поднял голову и сфокусировал взгляд на говорившей. Гермиона, слегка оробев от этого, нерешительно замерцала, готовая в любой момент исчезнуть из поля зрения странного мальчишки. В нём чувствовалось нечто иное, не присущее людям, одновременно притягательное и отталкивающее, будто бы Гермиона столкнулась с чем-то невероятно интересным, против чего её настраивали всю жизнь.
Про то, что Лили угодила в Больничное крыло с чем-то посерьёзнее простуды, Гермионе каждое утро напоминала Салли-Энн — милая девочка-первокурсница, возившаяся с призраком, точно с хорошей подругой, заимевшей амнестический синдром. Причин подобного альтруизма Гермиона не понимала и вряд ли поняла бы вообще. В своей короткой жизни она ещё ни разу не встречала такого человека, как Салли-Энн. Иногда Гермиона даже задумывалась: а почему самую настоящую хаффлпаффку распределили в Гриффиндор?
Но затем проходил день, Гермиона забывала всё, что было вчера. Салли говорила ей самое важное, объясняла основы с утра, теряя драгоценные часы сна, напоминала, что Гермиона-из-вчера просила передать Гермионе-из-сегодня.
— Эм, ты меня слышишь?
Мальчик не ответил, но и взгляда не отвёл. На мгновение Гермиона почувствовала себя какой-то букашкой, которую внимательно разглядывают при помощи лупы. Мутные зелёные глаза Эванса напоминали девочке болотную трясину, куда её затягивало с непонятно откуда взявшейся силой. Гермиона чувствовала, что неспособна сопротивляться этому — да и не особо хотелось. На мгновение ей даже показалось, что вокруг воцарил Покой — именно так, с большой буквы. И этот Покой обволакивал её, точно нагретое одеяло после дня, проведённого на морозе…
Всё прекратилось так же резко, как и началось. Вернулось осознание мира, цвета наполнили каждый уголок, даже самый тёмный. Гермиона увидела, как ставшие яркими глаза проясняются на краткий миг и вновь гаснут, словно затягиваясь липкой противной мутной плёнкой. И всё же, преодолевая собственную робость и непонятно откуда взявшийся страх, призрак нерешительно протянула руку и легко погладила Эванса по голове, старательно удерживая руку над красными прядями, чтобы вдруг не провести полупрозрачной ладошкой сквозь голову молчаливого слизеринца. Насколько девочка знала, ощущения от столкновения с призраком никак нельзя было назвать радужными.
Эванс нагнулся вперёд, и Гермиона с удивлением ощутила, как её рука касается прохладных гладких волос. Это прикосновение настолько ошеломило её, что некоторое время девочка не могла вымолвить и слова. Слизеринец не отводил взгляда от её лица, но интереса в его глазах было не больше, чем во взгляде каменных статуй, украшавших замок.
Мальчик поднялся и спокойно прошёл прямо сквозь призрака, даже не подумав обойти замершую в растерянности Гермиону.
— Лили сегодня должны выпустить… из лазарета.
— Выпустить? — откликнулась Грейнджер. — А как же?.. Она же только туда… попала.
Мутные глаза отразились в осколке зеркала, кое-как держащегося на стене. Скрытое за лёгкой вуалью пыли и кружевом паутины, оно искажало реальность с волшебной лёгкостью, и Гермионе показалось, что тёмные зелёные глаза лучше бы смотрелись на другом лице, не столь молодом и равнодушном.
Но затем и это чувство пропало. Эванс покинул заброшенный класс, а девочка, сама того не осознавая, баюкала руку, впервые за долгое время ощутившую нечто отличное от вездесущего могильного холода. Гермиона была уверена, что случившееся она не забудет ни завтра, ни через неделю, ни через сотню лет.
Эванс шёл по коридорам, пустым в это время: все ученики или прогуливали, как и он сам, или сидели на уроках и размахивали волшебными палочками.
Впрочем, действительно прилежных учеников было мало. Начало июня радовало тёплой сухой погодой, и многие решили, что подготовка к предстоящим экзаменам на свежем воздухе больше поможет им, чем зазубривание материала в скучных серых классах. Было довольно забавно наблюдать, как мгновенно скрываются из поля зрения гуляки, стоило только выйти во двор какому-нибудь учителю, разыскивавшему своих учеников, или старосте, посланному с той же целью.