Привычно схватив брата за руку, Лили проверила, обут ли тот, и пошла к выходу. Напряжённых и настороженных взглядов слизеринцы на неё уже не бросали: привыкли, наверное, к её вечному присутствию то у брата в спальне, то в гостиной с домашними заданиями, то у Снейпа. Рыженькая гриффиндорка стала кем-то вроде талисмана для змеиного факультета: если Лили хоть раз зашла в их гостиную — то день, определённо, будет удачным хотя бы потому, что девочка уведёт своего полумёртвого братца подальше, и тот больше не будет пугать окружающих мёртвыми глазами, серой кожей и неестественными движениями. Первогодки и вовсе вздыхали с явным облегчением, забывая о том, что слизеринцы должны скрывать свои мысли и чувства.
Уверенно идя по тёмным коридорам, Лили внимательно смотрела по сторонам. Насколько она помнила, где-то совсем рядом с зелёной гостиной располагалась небольшая ниша с какой-то отвратительной статуей, закрывавшей тайный ход до третьего этажа, традиционно пустынного. Неизвестно почему, но почти весь этаж отдали призракам, и встретить на нём живого было столь же сложно, как и найти вампира солнечным денёчком на улице (ведь все знают, что у вампиров слишком нежное зрение для пребывания на свету).
— Вот этот сойдёт, наверное, — хмыкнула Лили, заводя брата в пустой класс. Она бы с удовольствием, кстати, воспользовалась бы давно облюбованным зеркальным классом, но тот вдруг оказался востребованным для какого-то клуба, то ли дуэлей, то ли дуэний, Лили не разбиралась. Так что Эвансам пришлось срочно менять место посиделок, но ни один класс больше не устраивал Лили, и родственники кочевали из помещения в помещение, как путники в пустынях ходят от оазиса к оазису.
Нынешний класс ничем не отличался от множества других, разве что из мебели в нём были лишь пара колченогих стульев да полусъеденная термитами парта. Лили по обыкновению уселась на подоконник, подложив под себя сумку, а Эванс остался стоять посреди комнаты, поскольку ему, в сущности, было всё равно, какое положение его тело занимает в пространстве.
— Тетрадка, да. Я уже довольно неплохо общаюсь с мелкой, так что она спокойно при мне пишет в неё. Строчит, как бешеная, представляешь? Постоянно с этой книжкой, моется, правда, без неё, но там не стащишь, я пыталась. Да ещё и Салли не даёт нормально умыкнуть тетрадку, «только не при мне», «только не при мне», тьфу. Но я её просмотрела — она пустая, знаешь? Хотя Джи-Джи пишет много. Я думаю, какой-то магический ар-те-факт.
— Ар-те-факт…
— Да. Я его как следует рассмотрела, пустая книжка. Правда, подписана, угадай кем? — немного подождав и так и не дождавшись ответа, Лили вздохнула. — Томас Марволо Риддл. Это явно не похоже на Джиневру как там её Уизли, правда? И имя я это знаю, его награду тысячу раз чистила во время отработок, а такое не забывается. Так что дневник сорокалетней давности делает у мелкой?
— Всё равно. Я хочу его, Лили.
Сердце её затрепетало: Эванс никогда не называл её по имени! Да он обращался лично к ней всего два или три раза за всё время, что они вместе, но чтобы по имени назвать… единичный случай!
А её брат всё продолжал её удивлять. Подойдя к сидящей на подоконнике девочке, Эванс аккуратно взял её ладонь в свои. Руки мальчика были такими бескровными, что пальцы Лили мгновенно начало сводить от холода, будто она долго ходила на морозе без перчаток.
Глаза Эванса сияли. Этот мёртвый яркий свет проникал в саму душу Лили, покрывая её извилистыми узорами морозных линий. А когда мягкие губы её брата коснулись тыльной стороны ладони Лили, там, где дрожала маленькая синяя венка, девочка почувствовала, что задыхается от счастья.
— Дневник, Лили, — прошептал Эванс, не отводя взгляда от лица сестры и всё ещё едва касаясь губами её руки. — Принеси мне этот дневник.
***
Джинни радовалась: всё, наконец-то, стало хорошо.
Нет, сначала-то было очень даже грустно: друзей нет, знакомых нет, соседки по комнате оказались теми ещё злыднями, учителя придирались, а мамы не было рядом. И совы, чтобы маме написать, тоже не было: Перси свою использовать запретил, а мама Молли просила не присылать школьных. Мало ли, чем те болеют.
Хогвартс казался Джинни волшебным даже больше, чем он есть на самом деле. И это несмотря на то, что она всю жизнь жила среди летающих по дому игрушек, самомоющейся посуды, ярких искр на кончиках волшебных палочек и садовых гномов под боком. Но Хогвартс, он был таким… таким потрясающим, непохожим ни на что! И волшебство это не приедалось, не становилось обыденностью уже через несколько дней, что было со всеми заклятиями, нет!