Мир

Кафе и правда нашлось за углом. Мебель здесь росла прямо из земли, а между столами с подносами двигались существа, похожие то ли на эльфов, то ли на дриад. Именно отсюда пахло пряным кофе — об этом напитке Алекс грезил долгие годы. Он медленно отпил из чашки, наслаждаясь моментом, когда Фарт со счастливой улыбкой упал на соседнее место.

— Я уже и забыл, какова свобода на вкус! Спасибо, парень.

— Так ты расскажешь, за что тебя заперли?

Бог прочистил горло и заговорил тонким голосом, пародируя Вериту.

— Тебя послали в мир сеять удачу, а ты придумал покер.

Парень рассмеялся, покачав головой. В этом и был весь Фарт — легкомыслие на грани безумия.

— Правду так и не скажешь?

— Это тоже правда, просто не вся, — усмехнулся мужчина и достал колоду. — Давай, потянешь карту напоследок?

Алекс допил кофе и отставил чашку. Колода смотрела на него внимательным взглядом, ожидая момент выбора. Рубашка блеснула звездами, прежде чем показать множество планет на ладони, обвитых оливковой ветвью.

— О! «Мир». Хороший знак. Забери наудачу. — Фарт убрал карты в карман, из воздуха достал монетку и стал перебирать ее в пальцах. — Куда теперь собираешься? До Земли тут пара световых.

Парень задумчиво покрутил карту, разглядывая глубину космоса на ней. Звезды иногда падали искрами, вылетали за пределы аркана и осыпались блестками на стол.

— Я вот думаю… Автостопом по галактике я еще не добирался. А в пути кому-то наверняка нужны инженеры. Только подумать, это же столько миров еще можно посмотреть! Столько узнать, столькому научиться!

Мужчина только усмехнулся. Энтузиазм в глазах нового путешественника горел ярче горстки звезд на столе, и тушить его было бы бессердечно. Алекс тем временем поднялся и протянул руку на прощание:

— Мы еще встретимся?

— Это вряд ли. Меня нагрузили работой на следующие двести веков. Ваш покорный слуга умрет на службе!

Они тихонько засмеялись и попрощались навечно. Инженер уже уходил, когда его снова окликнули: Фарт подкинул небольшой мяч, который удачно прилетел в руки. Шар-телепорт сверкнул всеми цветами радуги и сложился в карту местной планеты.

— Подарок. Не забывай, что у тебя теперь весь мир на ладони! — хохотнул бог и исчез в толпе, словно его никогда и не было.

Новый мир. Анастасия Норенко

Вокруг меня весь мир покрылся тьмою,

Но там, внутри, тем ярче свет горит…

Иоганн Вольфганг Гёте

В тумане тает старый свет.

За флагом белый брег укрылся.

С британской гаванью навек

Корабль быстрый распростился —

Он в новый мир теперь стремился,

На австралийский континент.

Бросают волны бриг друг другу,

Трещат древесные борта,

По безутешным стенам трюма

Сочится горькая вода,

Густеет резко духота,

И стоны льются отовсюду.

Там, где спесивые моря

Смиряются на скалах красных,

Непокоренная земля

С мечами трудностей опасных

Ждет сотни узников несчастных

Воинственного короля.

Заменены законом новым

Их сроки в каменной тюрьме

На путь с неведомым исходом

В темнице хлипкой на воде

В края, где вечно спят на дне

Суда, погубленные штормом.

Задраен люк от всплесков волн,

Горячий воздух вверх клубится,

На узких нарах вчетвером

Иным приходится ютиться,

Сквозь прутья лезут руки, лица

И просят пить иссохшим ртом.

Невольники своих пороков,

За все грехи осуждены

Отплачивать трудом и потом.

И средь неправедной толпы,

Прижав с распятьем крест к груди,

Священник обращался к Богу.

Служил он церкви, но не той,

Что принята была короной.

Католик с чистою душой —

За веру он надел оковы

И в южные отослан воды

Был из Ирландии родной.

Но в изможденной качкой плоти

Жил стойкий дух. Его никак

Сломить не удалось неволе.

Пусть телом был он в кандалах,

Душой, как чайка в небесах,

Парил он вольно на просторе.

Ночь подбиралась к кораблю,

И, паруса окрасив черным,

Она макнула кисть свою

В палитру неба, отраженном

В застывшем море, и безмолвно

На мачте вывела луну.

Столь редкий штиль своей заботой

В миг убаюкал мрачный трюм.

От бурь и ветров сил лишенный,

Он в царстве сна нашел приют.

Дремали все, кто там, кто тут,

Во снах своих дыша свободой.

Молитвы прошептав слова,

Священник в тишине застывшей

Прикрыл усталые глаза,

Как вдруг услышал глас охрипший:

«Ты правда веришь, что Всевышний

Поможет нам доплыть туда?

И что там дальше будет с нами?

Что ждет на дальних берегах?

Пустыня жаркая, как пламя,

И вечный труд в ее песках?

Иль погребенная в горах

Судьба, разбитая кирками?

Непроходимые леса,

В болотах тонущие дебри

И в лихорадке голоса,

От мук взывающие к смерти?

Сгорают жизни, словно жертвы,

В огне алтарного костра…»

Из люка свет луны полился,

И прежде зыбкий силуэт

Фигурой ясной обратился:

В горячке бледный человек,

Не старше двадцати двух лет,

Свои грехи раскрыть решился.

«Я жизнь свою влачил среди

Проулков грязной подворотни.

Там юности лихие дни

Погибли в каторжной работе.

Годами я в крови и в поте

Трудился честно за гроши.

Затем лишь, чтобы жизнь такую

Продлить еще на день иль два.

Я часто заходил в пивную

Забыться элем до утра.

Тот мир мне гадок был тогда,

А нынче ж я о нем тоскую…

Ведь даже в той злосчастной мгле,

В ее гнилой, скупой рутине,

Зажегся свет в моей душе:

Она была близка богине!

Я вторил ангельское имя,