Мир Чарльза Диккенса

Теккерей, вынужденный думать, как лучше обеспечить после себя двух дочерей, не побоялся выступать с чтениями в Соединенных Штатах; но для Диккенса, который питал к Теккерею противоречивые чувства, а вскоре открыто рассорился с ним, это еще был недостаточно убедительный прецедент. Форстер с его устарелыми взглядами считал публичные выступления со сцены вульгарными. Но после успеха чтений, предпринятых с благотворительными целями, Диккенс воодушевился, ему не терпелось продолжить начатое. В конце концов, своей финансовой независимостью он был обязан массовому читателю — почему же не умножить его число? К счастью, мисс Бердетт Кутс, еще более строгий судья общественных нравов, чем Форстер, не усмотрела в чтениях ничего предосудительного; первое турне было запланировано еще до разрыва Диккенса с женой.

Выступления начались в июне 1858 года, сразу после того, как семейные дела Диккенса стали достоянием публики. Вопреки опасениям некоторых друзей чтения приняли с поразительным интересом. Зрители бурно аплодировали. Женщины и даже мужчины плакали от смеха и рыдали из сострадания. Список произведений, отобранных для первых чтений, доказывает тогдашнюю популярность Диккенса не только как романиста, но и автора рассказов: были включены отрывки из «Рождественской песни», «Сверчка за очагом», «Колоколов», история коридорного из «Остролиста», «Семеро бедных путешественников» и раз и навсегда покорившие публику сцены из «Пиквика» — судебный процесс и вечеринка Боба Сойера. Любимицей стала и миссис Гэмп. Из более поздних романов, которыми так восхищаются в наше время, была сделана только подборка под названием «История Крошки Доррит». Первые гастроли по Шотландии, Ирландии и бесчисленным английским городам с небольшими перерывами продолжались шесть месяцев. Как и в последующих поездках, в течение многих недель Диккенс переезжал из города в город с афишей «Только один вечер». «Не могу отрицать, что буду сердечно рад, когда все это кончится… Хотя, может быть, лучше утихомирить и смирить бушующий во мне шторм таким вот беспокойным способом» и снова: «Временами от необходимости выступать меня охватывает такая тоска, что я чувствую себя совершенно неспособным выйти на сцену. Но вид зрителей сразу приводит меня в чувство; через пятнадцать минут я обо всем забываю, кроме них и книги». Лишь спустя одиннадцать лет, после недвусмысленного предостережения врача, кончилось это запойное общение с громадной массой читателей.

Пока же чтения были прерваны вследствие еще одной перемены, вызванной разрывом с женой. Отношения Диккенса с мисс Кутс стали прохладными. Тем не менее, хотя Диккенс перестал направлять ее обширные филантропические замыслы, в 1865 году они обменялись дружескими новогодними поздравлениями. Но со своими издателями Бредбери и Эвансом он разошелся окончательно. Будучи, помимо всего прочего, владельцами «Панча», они вместе со старым другом Диккенса Марком Леманом — редактором журнала, отказались опубликовать его открытое обращение по поводу разногласий с Кэтрин. С Леманом несколько лет спустя Диккенс примирится у смертного ложа их общего друга, художника Кларксона Стэнфилда. Но с Бредбери и Эвансом все было кончено. Эвансу, которого он особенно не любил, Диккенс писал в 1858 году:

«У меня были веские основания внушить моим детям, что их самое большое богатство — имя их отца, что их отец счел бы себя ничтожным мотом, если бы лично или при их посредничестве стал поддерживать какие-либо отношения с теми, кто предал его в час его единственной великой нужды и тяжкой обиды. Вы очень хорошо знаете, почему (с чувством жестокой душевной боли и горького разочарования) я был вынужден и Вас отнести к этой категории. Мне больше нечего сказать».

Тем не менее его старший сын Чарли через два года женился на дочери Эванса. На свадьбе Диккенс не присутствовал, из чего видно, в какое затруднительное положение поставил его детей семейный разлад.