Нянька кивнула и потянулась встать.
– Сиди, – остановила её Мокошиха, – у меня своя. Да и за ним смотри.
– И то, – согласилась Нянька, –
Мокошиха налила в чашку воды из тускло блестящей тёмной стеклянной бутылки, строго посмотрела на трепетавший в плошке язычок огня и села рядом с Нянькой.
– Пусть отдохнёт и сам решит.
– А там, – Нянька усмехнулась, – куда надо направим.
– Ну да, – усмехнулась и Мокошиха, – мужик любит сам решать.
Он пил долго, мотал головой, смывая с лица кровяную корку, и вода не отталкивала его. Но и… облегчения не приносила. Рот по-прежнему горел, и кожа оставалась стянутой. Наконец он поднял голову и огляделся.
Перед ним переливалась голубыми и серебряными бликами водная гладь, противоположный берег тонул в таком же голубоватом тумане, сзади… нет, назад нельзя, дальше… налево тот же туман, а направо… река ещё шире, вода мутная, с красным и серым, как Валса, когда по ней плыли пепел и кровь. Ну, так всё понятно, вот она – смертная река, и все по ней плывут вперемешку, убитые и умершие, склавины и ургоры, праведники и грешники, а он, значит, как раз на стрелке, отсюда одним в
Всё понятно и думать нечего, нет у него другого пути, но он медлил, разглядывая спокойное, но даже на взгляд понятно, что сильное течение. А если, – шевельнулась вдруг показавшаяся в первый момент дикой, но тут же понравившаяся мысль – если поплыть не против, а по течению. И перед друзьями он чист: водой снесло, не смог, не справился, ну… ну, не смог, а куда
– В твоей я воле, – громко сказал он, входя в воду и поддаваясь властно подхватившему его течению.
Нет, он плыл, держа в общем-то направление к противоположному берегу, но особо не сопротивляясь.
– Ты смотри, что удумал, – покачала головой Нянька.
– Хитёр, – кивнула Мокошиха. – Ну, это мы ему перекроем сейчас.
Она повернулась к столику, где в чашке пузырилась, закипая, вода и негромко, с властной уверенностью заговорила.
– Кипуч-ключ, Бел-ключ, Жар-ключ, замкните беду горькую, закройте дорогу смертную.
Нянька кивнула, продолжая зорко следить за слабо подрагивающим телом.
Он не заметил, когда и почему спокойное, хоть и сильное течение сменилось бешеным водоворотом, но почувствовав, что его вдруг потянуло вбок и назад, заметался, пытаясь вырваться на стремнину. Вода вдруг стала горячей, а на губах страшный вкус крови. Стиркс? Его несёт в Стиркс?! Нет!
Его крутило и тащило, и он снова отчаянно молотил руками воду, ставшую вдруг жёсткой и неподатливой, стараясь удержаться на краю водоворота и не дать опустить себя на дно. Нет, нет, не-ет!
– Ишь каков, – Нянька ловко перехватывала его руки, – ишь размахался.
– Нельзя ему, чтоб легко было, – согласилась Мокошиха, – как есть
– Ну, пусть полежит, отдохнёт, – Нянька опустила на развороченную постель внезапно обмякшее тело, – и подумает.
– Один не надумает, – покачала головой Мокошиха. – А звать больше некого, – и вздохнула.
– Так никого у него в
Мокошиха как-то неуверенно пожала плечами и предложила:
– Давай подождём. Может, и придёт кто.
Нянька вздохнула:
– Жаль, имени он не помнит, ни своего, ни
– Подождём, – решила Мокошиха, – и попои его, а то опять застывать начнёт.
Нянька дала ему выпить две ложечки подряд и убрала бутылку. Озабоченно пощупала кирпичи в ногах.
– Сменю, пожалуй.
– Давай, – согласилась Мокошиха.
Он лежал опять неподвижно, с мёртво закрытыми глазами, и только грудь чуть заметно дрожала частым неглубоким дыханием.
Он сумел вырваться из водоворота, но его выбросило опять на стрелку, откуда он попытался прорваться к