Мир, где меня ждут

— Вот именно, Коган, — мрачно усмехнулась эльфийка, — небогатый же предоставлен был выбор. И к эльфам, и к авалларам путь мне навек заказан. Я не могла тогда рисковать. В Железных горах меня вряд ли бы встретили с распростёртыми объятиями, сам прекрасно понимаешь, как подгорные мастера относятся к моему народу. И я ушла к людям, что же еще оставалось? Проще всего было затеряться в многотысячных шумных городах.

— Затеряться? — ухватился ведьмак за промелькнувшее в речи подруги слово.

— Ты не ослышался, Согрейн. За мной шла настоящая охота, которую я и желала бы списать на излишнюю мнительность, усугублённую беременностью, но — увы.

— Стихна, — догадался волшебник.

— Стихна, — подтвердила целительница. — Но не одна она преследовала цель уничтожить меня.

— Что?! Неужели Верховный князь решил таким варварским способом отомстить за отступничество сына?

— Нет, Коган, отец Эда здесь совершенно ни при чём. Хотя я не сразу поверила в то, что он оставил без наказания ту, что отвесила его роду позорную пощёчину.

— Но… кто тогда? — протянул Согрейн, и в серых глазах отразилось понимание. — Вот… тварь, — с ненавистью процедил мужчина сквозь зубы.

— Рейнгальд, — опустила взгляд отверженная эльфийская леди. — Не снёс жестокий удар по мужскому самолюбию. Как же… Сиятельный принц, всеми признанный красавец, блестящий кавалер. Предел вращается по его велению, солнце всходит исключительно для благородного лорда. Любая женщина сочтет за величайшую честь побывать в постели Его Высочества. А наречённая невеста предпочла сгубить свое будущее и поставить крест на своей жизни, спутавшись с одним из извечных врагов королевства. Да что там, еще хуже — с сыном их предводителя. С убийцей ее брата, — уже едва различимым шепотом выдавила Эстель. Рана до сих пор кровоточила.

— И он решил смыть позор кровью, — утвердительно произнёс Коган, до боли стиснув челюсти. — Свой позор твоей кровью.

— Попросту не посчитал нужным наш великолепный лорд осведомиться у недостойной называться его супругой, желает ли она того, — бледно улыбнулась бывшая хранительница. — Воистину непостижимая вещь для первого кандидата на армалинский престол. Ведь будущий король волен казнить и миловать.

— Похоже, что ты была дорога ему, Эста. Он желал бы назвать тебя женой.

— Дорога… Не более чем породистая кобыла или меч искусной работы. Игрушка, которую он привык считать собственностью, уже побывала в руках соседского ненавистного мальчишки. Так сломать ее, уничтожить… — Ведьмак успокаивающе погладил подругу юности по судорожно вцепившейся в подлокотник руке. Обычно непоколебимую в своем спокойствии эльфийку била лихорадочная дрожь.

— Эста… Что было дальше? Хотя, если тебе так тяжело, можешь не рассказывать, лучше не изводи себя.

— Нет, Коган, всё в порядке. Имеешь же ты право узнать, где твоя блудная подруга пропадала столько лет, бессовестно спихнув сына на твое попечение, — Эстель нашла в себе силы улыбнуться. И поведала старому знакомому обо всём. О кажущемся бесконечным бегстве, о вечном страхе потерять ребенка, о недоверии к каждому встречному и поперечному, ведь от любого из случайных знакомцев можно было ожидать предательского удара, как бы мило они ни улыбались, как бы искренне ни сочувствовали беде и старались помочь. Рассказала и о том, как по невидимым узам, связывающим ее с Эджаем, прокатилась волна страдания, и пришло жуткое понимание того, что ее мужа больше нет в живых. Как после этого едва-едва сумела добрести до какого-то села и постучать в первую же запертую дверь, когда почувствовала подступившую резкую, схватывающую боль. Вспомнила о доброй женщине, чьи мягкие, натруженные и уверенные руки удержали ее в этой жестокой реальности, о девочке-подростке, в чьих устремленные на нее взглядах даже сквозь полуобморочную муть, застлавшую ее взор, всё же распознала сострадание и печаль. Едва сдерживая закипевшие слёзы, поделилась с родным человеком о том, как всё же потеряла сознание, едва с миленького личика новорожденного на нее посмотрели темные глаза любимого. А, когда она очнулась, ребенка у нее уже не было…

— Дальнейшие события тебе и самому известны, — со вздохом заключила Эстель.