Мир, где меня ждут

Мужчина пересек комнату и… встал перед ней на колени, взяв её дрогнувшие руки в свои, сухие и горячие, словно в лихорадке: — Останься. Не уходи, прошу тебя. — И, прежде чем она успела хоть что-нибудь сказать ему, сделал то, о чём мечтал уже много дней — накрыл её удивлённо приоткрытые губы своими губами. Короткое 'останусь' так и не прозвучало, её слабый шёпот заглушил поцелуй. Который был с видимой неохотой прерван лишь тогда, когда ей с непривычки стало не доставать дыхания. Маг прерывисто вздохнул, вновь прильнул губами, целуя шею, отливающие жемчужной белизной в приглушенном лунном свете плечи, ключицы, маленькую впадинку между ними, не зная, как излить на хранительницу всю свою нерастраченную, для неё сбережённую нежность, душевную теплоту.

— Я так долго ждал тебя, — сквозь сумасшедший, рваный ритм фламенко, что отбивал зашкаливающий пульс, Марина услышала его хриплый голос. И в самом деле, почти целый год все мысли были о ней. А еще раньше — те необъяснимые сны, наполненные предчувствием встречи. Поэтому казалось, будто ждал он неизмеримо дольше. Как ни приторно звучит — и действительно, целую вечность… тоски, пустоты, одиночества.

— Я… я люблю тебя! — почти отчаянно вырвалось. Наконец-то призналась в том, что уже давно глупо было скрывать. И жестоко. Эти слова, словно стайка яркокрылых птах вырвалась на волю из запертой клетки. И теперь разливаются звонкими трелями, кружатся над головами, ошалевшие на свободе. Антрацитовые глаза будто неверяще распахнулись и засияли восторгом. Маг тихо рассмеялся, привлекая её к себе, поэтому она почувствовала, как быстро и неистово бьётся его сердце. Никогда еще не доводилось хранительнице видеть Магистра настолько счастливым. Простым и естественным человеческим счастьем, счастьем любить и знать, что это чувство взаимно. По всему видать, нечасто выдавались ему такие светлые минутки. Еще и её вина в этом есть…

— Неужели я от тебя это услышал…

Обжигающий шёпот щёкотно пошевелил лёгкий завиток волос у виска, прокатился крошечными иголочками вниз по позвоночнику, следом за твёрдыми от постоянного общения с мечом и тетивой ладонями. Марина и сама сейчас была словно тетивой в его умелых руках, звенящей и трепещущей от легчайшего касания к тонкой коже.

Было полнолуние, и на землю потоками лились серебряные лучи, повисла в прозрачном упоительном воздухе тонкая паутина. Марине казалось, что оттуда, из звёздной выси, на неё смотрят двое, обретшие наконец-то покой в объятиях друг друга. Вспомнилась ночь, проведённая в лесу, на границе Синара… Набежали облака и укрыли непроницаемой завесью небесных свидетелей её короткого счастья. Натянутым парусом взлетела тюль, ударил тугой порыв ветра, напоённого ароматом цветения и свежести. Чуть отстранилась, пока рассудок окончательно не потонул в жарком колдовском дурмане. Демиан по-своему истолковал это почти незаметное движение:

— Не бойся, милая…

— Я не боюсь…

Тонкие пальцы, поначалу несмелые, невесомо порхали по его лицу, обводя родные, знакомые черты, но она словно только сейчас увидела его впервые, а вернее — увидела заново, совершенно другим, и пыталась узнать этого другого, неизвестного ей мужчину, словно слепая изучала его на ощупь, чуткими касаниями. Словно гениальный скульптор. Ей оказалось мало видеть Демиана, она жаждала его ощущать. Тоненький росчерк шрама над бровью, сомкнутые веки, высокие скулы… Приоткрытые губы. Для них обоих — сладкая медленная пытка. Кто сломается первым?… Положила руки на плечи магу, тонкая шелковистая ткань поддразнивала, под ней — напряженные мышцы, сильное мужское тело. Потянула за свободный кончик тесьмы, распуская и без того расслабленную шнуровку. Обычный кожаный гайтан на шее, на нём простенький оберег, и непонятно, зачем ведьмаку, шутя расправляющемуся с самыми жуткими тварями этого мира, не имеющая почти никакой силы защита, вроде тех, что вешают на своих детей суеверные крестьянки. Изучение талисмана как-то незаметно перешло на изучение его обладателя, что было не в пример интереснее. Незнакомое, но такое волнующее ощущение горячей гладкой кожи, под которой перекатываются узлы крепких мускулов, запах, в котором смешались горькие нотки полыни и сладость меда. Запретная сладость. И руки всё же предательски подрагивали, когда она снимала с Демиана рубашку… гладила широкие плечи, повторяя маршруты, которые проделали когда-то по телу ведьмака чьи-то бритвенные когти, рассеивая, стирая следы былой боли…