Мир госпожи Малиновской

Они решили, что Эв переедет к ней. Это казалось разумнее всего. Но Богна решила сменить обстановку, оставшуюся после первого мужа, хотя у Эва на этот счет не было никаких возражений. Она не хотела оставлять ту же мебель. И вообще, все помещения следовало обновить. Это желание породило между ними не спор, поскольку она не смогла бы это так назвать, но разницу во мнениях. Когда замена мебели в кабинете уже стала делом решенным, Эварист заявил, что оплатит это из своих сбережений, которые составляли около трех тысяч злотых. Эта сумма удивила Богну. Отложить столько за несколько лет с небольшой зарплаты было почти подвигом. Она все поняла, лишь когда заехала к нему, желая сделать сюрприз. Жил он на Праге^[10], на маленькой удаленной улочке. Не застав его дома, она осмотрела темную комнату, которую Эв снимал у семьи железнодорожника, на пятом этаже. Железная кровать, кривоногий столик, рукомойник – жестяной, шкаф, подпертый колышком, и два венских кресла. Это показалось бы страшным, если бы не было так трогательно. Он отказывал себе во всем, только бы сэкономить, а теперь, когда возник вопрос об обстановке, без колебаний отдавал все.

В этом даже не было необходимости. Богне хватало собственных денег. Немаленькая зарплата и доходы от Ивановки приносили столько, что она могла и не рассчитывать на его помощь. Но он упрямился – и это тоже хорошо о нем говорило. Спорили они о другом. Эварист хотел будущий свой кабинет обставить современно, но, когда дал себя отговорить, а Богна нашла в антикварном магазине прекрасную бидермейеровскую мебель, он заявил, что это слишком скромно. Уже на следующий день он повел ее в магазин, где показал превосходный ампир. Стоила эта мебель дорого и не подходила к помещениям с низким потолком и небольшими комнатами, но Эварист утверждал, что мебель выглядит представительно, а потом заявил, что просто должен ее иметь.

Она уступила. Ее не убедил тот аргумент, что в скромном помещении старая мебель свидетельствует о зажиточном прошлом владельца. Скорее уступила она из-за воспоминания о его нищей комнате на Праге. Честный парень, который годами ограничивал свои расходы – даже слишком ограничивал – и заставлял себя обитать в таком-то сарае, имел несомненное право на ампирный антиквариат с позолоченной бронзой. Естественно, она ему этого не сказала. Утаила от него и то, что заглядывала к нему, допуская, что это его расстроило бы.

– Не ты ли, милая, нанесла мне визит вчера? – спросил он, а когда она, не раздумывая, возразила, он вздохнул с видимым облегчением: – Мне дома говорили, что приходила какая-то элегантная госпожа.

– Да? Эв… Я ревную! – пошутила она.

– Но я тебе клянусь, что понятия не имею, кто это был.

– Однако она знала твой адрес. Берегись! Принимаешь у себя элегантных женщин, а я этого не люблю, чудный ты мой парень.

Она смеялась и не обижалась за то, что он стесняется своей комнаты. Это свидетельствовало о его эстетическом чувстве, а прежде всего о том, что там-то он точно не принимал женщин. Он и вообще не был испорчен, чтобы не сказать «неопытен», но это лишь добавляло ему привлекательности. В комплиментах его не было изысканности, в его нежностях она чувствовала определенную жестковатость и отсутствие высокомерия. Казалось, он до сих пор сомневался в своих шансах. Эта робость, прикрытая тонким слоем притворной дерзости, весьма привлекала Богну.

При этом она чувствовала, что необходима ему.

– Наверняка, – говорил Эварист, – человек работал на износ, никаких расходов себе не позволял, но и жизненной активности не имел. Потому что – зачем бы? Ради кого?… Теперь, когда у меня будешь ты, я пойду вверх. Ведь не останусь же всю жизнь мелким чиновником. И глупее меня делали карьеру.

– Конечно, любимый, я уверена, что ты способен на большее, чем вести прием в фонде.

– Ты серьезно так думаешь? – спрашивал он с оттенком беспокойства.

– Совершенно серьезно. Вот увидишь, станешь еще министром, а то и миллионером.

– Отчего бы и нет? Только бы людям дать понять, только бы познакомиться с теми, кто может человека подтолкнуть вверх.

Были у него амбиции, она не намеревалась их отбирать, напротив. Сама она ждала от него если не миллионов и не министерского портфеля, то, в любом случае, достаточных талантов, чтобы занять серьезное положение.

– Мне приходилось сложнее, чем многим, – говорил он. – Родители мои были бедны. Я входил в жизнь без стартового капитала. Всякое начинание должно иметь капитал, а у меня было всего-то десять пальцев да школа. А на таком далеко не уедешь. Человек – такая же штука, как и бизнес, нет?… И связей у меня никаких не было, как и богатых родственников. Но как-то я сумел удержаться на поверхности, а теперь, даст Бог, лучше пойдет.