Мир и война

А затем, сентября 2 дня, Платон Иванович явился сам, объявивши, что Москва совсем опустела и глядеть там более не на что. Не сегодня-завтра ждут французов.

Ну, бездельно-то ждать Полина Афанасьевна не обвыкла. Села на коня поплоше, поехала снова на Смоленскую дорогу – посмотреть, каковы они, французы. Внучку, конечно, не взяла – мало ли. Какая культурная нация ни будь, но от войны все мужчины звереют. Молодую девицу кобелиной стае показывать незачем. Вот старосту, умного человека, с собою прихватила, дала и ему разбитую лошаденку, на которую никакой мародер не позарится.

Часа два простояли вдвоем на обочине, наблюдая за бесконечным потоком войск. Никто их не тронул, даже и не смотрели. Хорошо это – быть старухой. Будто на тебе шапка-невидимка.

Что сказать про наполеоновых солдат? Бравые, справные, идут бодро. Особенно хороша кавалерия – на нее Катина взирала с особым вниманием. Кони рослые, бокастые. То-то поди овса жрут!

У старосты вид марширующего войска вызвал иные помыслы.

– Ах, барыня-голубушка, всё зло на земле от мужской похоти. Вы поглядите на них: чисто звери щетинные! Дурной сок в них так и бродит. Оттого и насильничают, оттого и убивают. Так ли Господь Исус Христос учил? Будь я царь-государь, издал бы указ: всех парней женить пораньше, а как свой долг перед людским родом сполнят, по трое детишек произведут, всех убелять, отсекать срамные уды. Пускай потом живут с женой, яко брат с сестрой, без греха. Такой муж ни драться, ни пьянствовать не станет. Такой отец дитятю не обидит. Кроток будет, работящ, ласков. То-то рай настанет! Ни войн, ни злодейств, ни безобразий!

У хозяйственной Полины Афанасьевны мысль пошла дальше.

– Как в хорошем стаде нужно. Зачем людскому роду приплод от мужика хилого, лядащего? Лучше таких вовсе до женитьбы не допускать, холостить еще на подросте. А для потомства оставлять только отборных: статных, здоровых, етучих. Оно и в природе так устроено – не всякому самцу дозволено самок топтать. От сего человеческой породе выйдет одно лишь улучшение.

– Да вы, матушка, желаете учинить разврат турецкий, – молвил староста с укоризной.

Помещица не ответила, думая: надобно подождать, когда власть установится, а потом разобраться, кто у французов ведает закупкой фуража. Дальше ведь как будет? Войдет Бонапарт в Москву. Денек-другой потешится, парад победный устроит – у них, у петухов, так заведено. В Петербурге тем временем будут совещаться, как бы насчет мира договориться. Через неделю, много десять дней привезут предложение. Но сразу, конечно, не замирятся. Начнется торговля. И всё это время французам надо чем-то кормить десятки тысяч лошадей. А тут вот она, Полина Афанасьевна. Близехонько, с преогромным амбаром, полным овса.

– Вот что, Платон, – прервала она старостино голубиное воркование. – Езжай-ка ты сызнова в город. Будешь теперь надзирать за этими. Вот тебе денег, найми переводчика из тамошних французов. Как только определится, кто главный по провиантскому и фуражирному делу – дай мне знать.

Второго сентября разговор был, заполдень. И еще девять дней после того длилось ожидание, бездеятельное, но не сказать, чтоб бессобытийное.

Очень тревожила Сашенька. С появлением в доме офицерика, ранее бледного и беспомощного, а ныне говорливого и бойкого, внучка сильно переменилась. Полина Афанасьевна наблюдала за этой метаморфозой с двойственным чувством. Уже жалела, что сразу не спровадила Дмитрия Ипполитовича восвояси, и черт бы с ней, с несросшейся рукой.

Беспокойно было смотреть, с каким восхищением взирает умнейшая, ученнейшая девица на юнца, изрекающего самые обычные вещи, иногда преглупые. «Как он храбр! Как он искренен! Какая высокая душа!» – поражалась барышня. «Не будь он хорошенький, ты иное бы пела», – кисло говорила бабушка и слышала в ответ: «А еще и хорошенький!».

Конечно, этого следовало ожидать. Девочка растет в глуши, никого кроме мужичья не видит, для нее и Фома Фомич – исправный кавалер. А тут смазливый юнош, пострадавший на войне, в щегольском мундире. И разговор у него милый, что уж душой кривить. В такого всякая барышня втюрится. А все же Катиной было досадно, что ее Сашенька, ни на кого не похожая, ведет себя, как обыкновенная дурочка.

Не ревность терзала Полину Афанасьевну – боязнь. Ну как влюбится Саша всерьез? Не окончится ли оно болью и разбитым сердцем? Это сейчас Митя с нею сахарный, потому что она его обихаживает и других девиц рядом нет. Но ведь она, бедняжка, некрасива. И по светским меркам генеральскому сыну не ровня. Род Ларцевых и богат, и знатен, и ведом государю. Ах, добром это не кончится!