Мир хижинам, война дворцам

— Что ж, — сказал Иванов, — ты по крайней мере еще раз услышал, какова позиция Центральной рады по отношению к революции и реакции.

Боженко выругался. Саша Горовиц вспыхнул:

— Ничего другого нельзя и ожидать, пока там во главе господин Грушевский… Но, товарищи! — страстно крикнул он. — Они же втягивают сейчас в свою орбиту рабочих! Они пытаются спровоцировать рабочий класс Украины! Мы не имеем права пройти мимо этого! Они уже переходят в наступление!..

— Верно! — отозвался Иванов. — В том-то и дело!..

Они стояли втроем — Иванов, Боженко и Горовиц — и смотрели в Царский сад. Перед дворцом под командой поручика Петрова строились юнкера. Красногвардейцы стояли в стороне и перекидывались насмешливыми замечаниями. Фигура Боголепова-Южина мелькала вдали между деревьями: он спешил к автомобилю и шел быстро, похлестывая себя стеком по лакированному голенищу.

— В том-то и дело! — задумчиво повторил Иванов. — Дело в том, чтоб не дать спровоцировать весь украинский народ Центральной… зраде[49]. А Пятаков не хочет этого понять!..

Боженко захохотал:

— Это ты здорово придумал: Центральная зрада!

Иванов стукнул кулаком по оконному косяку:

— Партию, партию ширить и укреплять — вот что сейчас главное! И — самая прочная связь с Петроградом!

Горовиц спохватился, он вспомнил:

— Ах, да! Скверная новость: Юрко Коцюбинский арестован в Петрограде!

— Есть новость и похуже, — отозвался Иванов. — Ленина хотели арестовать, и он ушел в подполье.

— Мать честная! — схватился за голову Боженко. — Ленин!

Горовиц побледнел глаза его вспыхнули.

— Значит, опять в подполье?

— Кто его знает… — задумчиво проговорил Иванов. — Если начнут бросать нас в тюрьмы, то придется и в подполье. — И он еще раз стукнул кулаком. — Тем паче: ширить партию и закалять! Завоевать большинство в Советах, и тогда Советы завоюют власть!..

Юнкера построились, дали шаг и, отойдя, вызывающе запели:

Смело мы в бой пойдем за Русь святую —
Большевиков сметем мы подчистую…

Тогда группа красногвардейцев грянула в свой черед:

Смело мы в бой пойдем за власть Советов —
И как один умрем в борьбе за это…

10

Это было совсем как на фронте: выскакивай из окопов и бешено мчись в атаку, падай на землю под пулеметным огнем, снова поднимайся, перебегай согнувшись и снова растягивайся на животе, пока улучишь минуту, чтоб опять вскочить и опять бежать вперед…

Только теперь позади были не окопы, а одетые в гранит эскарпы Невской набережной, вокруг не просторы полей или лесные чащи, а громады домов, и падать надо было не на вспаханную смертоносным железом землю, а на твердую и звонкую брусчатку или на разбитые в щепу торцы деревянной мостовой. И пулемет строчил не в лоб и не с флангов, а будто прямо с неба: с верхних этажей или с чердаков.

И винтовки или иного оружия в руках у Юрия Коцюбинского не было.

Однако прорваться надо было во что бы то ни стало. Дворец Кшесинской, где помещался Центральный Комитет и куда сразу же после освобождения из-под ареста направился Юрий, был разгромлен карателями Керенского, а весь квартал оцеплен юнкерами. Но члены “военки”, то есть военной организации при Центральном и Петроградском комитетах большевиков, получили точное указание загодя: в случае чрезвычайных событий собираться на конспиративной квартире военной организации на Выборгской стороне.

На Выборгскую сторону и пробирался теперь Коцюбинский — по взбудораженному, растревоженному Петрограду, по залитым кровью демонстрантов, засыпанным пулями карателей петроградским улицам.

Но не пули страшили его — терзала неотступная, тревожная мысль: как Ленин? На свободе ли Владимир Ильич?.. Неужто и его захватило остервенелое офицерье? Ведь приказ об аресте Ленина отдан…

С демонстрации Юрий Коцюбинский попал прямехонько в комендатуру. С кучкой солдат своего 180-го полка он отстреливался на углу Литейного от провокационно напавших на них юнкеров. Но с Охты выскочили им в тыл казаки, Юрия захватили, связали руки. По пути в тюрьму — нагайки озверевших казаков, на допросе — гнусные издевательства офицеров штаба, затем — сорок человек навалом в камере, двое суток без пищи, на третьи — селедка, но ни капли воды.

Наконец, после переговоров делегации ЦК, ПК и военной организации с Временным правительством, арестованных вывели из комендантского управления, огрели каждого нагайкой и вытолкали на улицу. Временное правительство обязалось не чинить репрессий над захваченными во время демонстрации, а Центральный Комитет партии дал согласие снять с постов броневики, пулеметный полк увести в казармы, а матросов — в Кронштадт.

Но на улицах все еще как на поле боя: мелкие стычки тут и там, стрельба из окон, пулеметы “ударников” на чердаках, охота юнкеров за каждым рабочим, за каждым солдатом без “увольнительного” из части.