Мир хижинам, война дворцам

Захватив места в зале, “землячк” подняли крик, чтобы землю делили немедля и чтобы тут же был написан и всеми присутствующими подписан соответствующий закон, а каждому из солдат одновременно с мандатом на землю был бы непременно выписан и увольнительный билет из части для поездки в свое село, потому что в противном случае “заградиловки” перехватят их и зашлют на позиции в штрафные батальоны, а уж тогда достанется каждому не больше как по три аршина земли навечно.

Шум усилился еще больше, когда за столом президиума возникла борода Грушевского: по этой бороде председателя Центральной рады узнавали в радиусе пятидесяти километров вокруг Киева.

— Земл! — закричали фронтовики навстречу седой бороде. — За что страдали триста лет и три года? За что кровь проливали? За что боролись? Земли!!

Грушевский зазвонил в колокольчик, но куда было серебряному колокольчику заглушить бурю и шторм.

И Грушевскому вдруг стало нехорошо…

…Пахло гарью, выли псы, ревело стадо, вопили люди — белый снег стал вдруг кроваво-красным в багряных отсветах пожара. В декабрьскую ночь девятьсот пятого года пылали имения вокруг Киева — под Княжичами, Шпитьками, Белогородкой, Севериновкой и даже под Броварами у немца-украинца Фогенполя, закадычного приятеля Михаила Сергеевича…

…Господи! Неужели же снова повторится смутное время девятьсот пятого года? Неужели случится так и теперь, — когда Михаил Сергеевич уже не поднадзорный царской полиции и охранки крамольный профессор-украинист, а будущий глава будущего национального правительства будущего украинского государства? Проклятая… земля!

Грушевский хотел подумать — не земля, а проклятый земельный вопрос! Но голова шла кругом, и был он несколько не в себе.

В сиянии яркого света, излучаемого софитами, Грушевский, бледный и растерянный, стоял на эстраде и засовывал бороду в рот. Пожалуй, он сжевал бы ее начисто, если бы опытный театральный электротехник не догадался выключить свет.

Сценический эффект подействовал магически: в зале наступила тишина — и только серебряный колокольчик позванивал в руке у профессора. Тишине этой, правда, суждено было длиться всего лишь мгновение в расчете на внезапное ошеломление. И проевший зубы на сценических эффектах театральный осветитель бросил из своей будки:

— Скорее реплику!

Он выражался на привычном театральном жаргоне, но Грушевский машинально подчинился спасительной подсказке и крикнул в темноту:

— Так вот, про землю!..

На этом слове проворный театральный деятель снова включил в своем подполье рубильник. Свет вспыхнул, и шум, которой вот-вот должен был снова взорваться в зале, — так и не взорвался. Воцарилась тишина; каждый из полутора тысяч людей в зале затаил дыхание, чтобы услышать о самом главном! О земле!

Тем временем Грушевский как опытный оратор успел сообразить, что делать дальше, — не зря четверть столетия возглавлял он университетские кафедры и был непременным участником сотен общественных диспутов! Теперь необходимо было в каждом предложении, которое он будет произносить, хотя бы один раз повторить это сакраментальное слово — земля.

Грушевский отложил в сторону заранее приготовленную речь и экспромтом заговорил о земле и воле, о том, что матушка-земля кормит весь мир, что любит мать сыра земля работящие руки, что без земли хлеборобу нет жизни, что из земли еси богом слеплен и, натурально, в землю отыдеши. Затем, как опытный политик, он сделал и конкретный вывод о том, что для крестьянской страны, каковой является Украина, главнейшим в ходе революции и будет решение именно земельного вопроса; поэтому-то он и предлагает первым же пунктом повестки дня съезда тружеников земли обсудить вопрос о земле, то есть о том — какого же земельного закона надлежит желать земледельцам от своего правительства?

Слова эти снова вызвали бурю выкриков — однако, на этот раз одобрительных.

— Верно! Правильно! Требуем закона о земле! Пиши, старичок сразу закон: нарезать крестьянам помещичьей земли!

Грушевский поднял руку — и тишина восстановилась. Теперь толпа подчинялась ему, точно самому богу Саваофу. Люди ждали каждого его слова, и он обрел возможность заверить, что украинский крестьянин может отныне жить совершенно спокойно, ибо интересы земледельцев будет блюсти Центральная рада, а во главе ее стоит самолично он, лидер партии украинских социалистов-революционеров, чьим девизом является лозунг: “Земля и воля!”

Представители крестьянских союзов, прибывшие на съезд с соответствующими мандатами, успели уже прийти в себя и закричали “слава”. Представитель губернского союза внес предложение об избрании бaтька украинского крестьянства, товарища добродия Грушевского, почетным председателем Всеукраинского крестьянского съезда.

Когда торжественная процедура была, таким образом, исчерпана и повестка дня утверждена, Грушевский, вытирая платочком пот со лба, направился в кабинет директора театра.