Мир, которого не стало

Подготовка к экзаменам шла у меня медленно и была неодинаковой по разным предметам. Я хорошо продвинулся в гуманитарных науках – русский язык и литература, общая и русская история – и отчасти математика и немецкий, – так как ими занимался регулярно. Остальные предметы я не готовил вовсе. Моим успехам в общей и русской истории способствовали постоянные занятия историей Израиля. В моих тетрадях для записей было полно списков, мыслей и планов, свидетельствующих о том, как расширялась сфера моих интересов, особенно в области общей и русской истории. Я внимательно прочел «Введение в изучение истории»{452} Ланглуа и Сеньобоса, которое вышло в 1897 году, а русский перевод был опубликован как раз в те годы. И я помню, как взволновала меня эта небольшая книга; для всех вопросов, поднимаемых авторами книги, я немедленно отыскал соответствующие примеры из истории евреев. Я делал это не раздумывая, совершенно спонтанно, главу за главой. Я хранил эту книгу в своей библиотеке все эти годы и даже многократно рекомендовал (впрочем, безуспешно), чтобы ее перевели на иврит. И помню, насколько глубоким было мое впечатление от исторического русского журнала «Киевская старина»{453} – особенно раздел, посвященный исследованию Украины, он был весь пропитан симпатией к Украине. Я прочел там ряд статей по истории района города Лубны (города в окрестностях Хо рола), по истории колонизации этого региона (домом Вишневецких{454}), и передо мной вставали другие воспоминания – воспоминания о погромах Хмельницкого и о том кладбище в поселке Драбов, где находились могилы еврейских праведников еще до Хмельницкого… Не забуду тогдашнее сильное переживание глубокого наслаждения от чтения новой истории и большой печали и глубокой обиды, которые возникли у меня, когда я читал в том же журнале статьи, относящиеся к нашей округе и источникам по ее историографии: я наполнялся вдруг завистью к народу, живущему в своей стране и по кирпичикам восстанавливающему историю ее заселения и созидания из поколения в поколение. Было раннее утро, и я вдруг стал напевать – на мотив Слихот:

Вспоминаю Бога и стенаю,
Видя всякий отстроенный город
А Град Всевышнего унижен до самой преисподней!..

Журнал «Киевская старина» стал одним из факторов, постоянно толкавших меня к сионистской деятельности.

И действительно, в эти десять месяцев больше, чем преподаванием, больше, чем изучением истории Израиля и чтением общей и русской истории и русской литературы, я занимался сионистским движением.

Эта деятельность началась с разговора о «проблемах сионизма нынешнего времени», который я вел с тремя-четырьмя друзьями-сионистами, действовавшими в нашем городе, в одну из суббот, предшествовавших моему погружению в эту деятельность на длительное время. Все началось 24 хешвана (1 ноября) и закончилось в четверг, 28 элула (26 августа), когда выбрали нового казенного раввина города и окрестностей вместо моего дяди, р. Элиэзера-Моше Мадиевского; смена раввина была следствием крайнего неприятия дядей сионистских идей и его войны с сионизмом.