Мир, которого не стало

И дядя рассказал. Его голос дрожал, и он рассказывал очень медленно – но решительно.

– Юноши, – сказал он, – раздавали листовки и собирали деньги. За все, что происходит в синагоге, я несу ответственность. Листовки – так сказали мне, я их не читал, – были против правительства. Деньги собирали на неизвестные мне цели, на цели, о которых меня не известили. Я приказал конфисковать листовки и деньги. Пришло много молодых людей под предводительством моего внучатого племянника, который вот тут стоит перед вами, и устроили скандал.

– Ну? – сказал исправник, обращаясь ко мне. – Что скажешь?

– Я сожалею, – сказал я, – о том, что благодаря всей этой истории я убедился в правоте древних мудрецов, которые говорили: «Тот, кто злится, теряет мудрость свою!» Мой дядя – мудрый человек, но в этой истории воплощается правило: не следует человеку – и тем более мудрецу – не говорить правды! И вот что было на самом деле: раздававшиеся листовки были напечатаны с разрешения цензуры, деньги были посланы в Комитет организации по поддержке крестьян и рабочих в Сирии и Палестине, находящийся в Одессе, в Овчинниковском переулке, дом 2… Конечно, право раввина – запрещать сбор денег в синагоге, но поскольку деньги уже были собраны и их нужно было только переправить в комитет, то они уже принадлежали комитету, и комитет может даже в судебном порядке потребовать, чтобы ему вернули деньги! Уважаемый ребе не читал листовки, но обязан был прочитать и засвидетельствовать, что то, что рассказывали про них, – это ложь! Ну в самом деле, все это было бы смешно, если бы не было так печально!

Исправник заорал:

– Как ты смеешь обвинять уважаемого раввина во лжи! Степень твоей наглости доказывает его правоту!

Он позвал двух казаков и приказал им увести меня в особую комнату. Это пробудило во мне опасения – и когда я попал в эту комнату, я поспешно сел возле окна и объявил казакам, что если они приблизятся ко мне, я буду рассматривать это как стремление ударить меня (у меня были основания подозревать, что именно в этом был смысл «особой комнаты»), тотчас же разобью стекла и подниму такой крик, что сбежится весь город!.. Казаки не двигались с места и не приближались ко мне. Но и не отрицали того, что они могут это сделать. Они только сказали: «Не кричи, мы тебя пока что не бьем…»

Ближе к вечеру меня отпустили, – мой арест и донос на меня, которые вызвали слухи среди христианского населения города о «евреях, которые собирали деньги для японцев», и о том, что в этом «замешан раввин», очень возмутили всю общину. Специальная делегация домовладельцев, состоящая из богатых и уважаемых горожан, обратилась к исправнику и объяснила ему, как все обстоит на самом деле. И еще они сказали ему, что по сути я тоже «раввин», только из «новых»… Исправник сказал им, что он уже убедился в том, что по сути я раввин в самом деле: очень наглый, бунтовщик по своей природе и «все из Талмуда валяет»! Когда я вышел из-под ареста, я обнаружил на улице скопление народа: мои друзья из города и ближайших окрестностей. Я помню, что среди тех, кто пришел, были также д-р Арье Бихам, который был врачом в Миргороде, окружном городе в нашем районе. Он был другом д-ра Йосефа Эпштейна и сыном хасида из Харькова, близкого друга моего дяди. Он сказал, что поспешил прийти и как сионист, и потому, что он «готов – и желает – помирить друга своего отца и друга своего близкого приятеля». Многие из домовладельцев – в частности, семья Малкиных, чья дочь была замужем за Йосефом Эпштейном, – решили основать сионистскую организацию, а не «полагаться всецело на молодежь». Было большое собрание в доме одного из зажиточных домовладельцев. По моему предложению организацию назвали «Флаг Сиона», что символизировало сионистскую деятельность с «гордо поднятой головой». На этом собрании я обозначил программу сионистской деятельности в городе. Кроме всего прочего, я предложил выбрать нового раввина, который будет не «торговец» (как мой дядя), а учитель, который будет знатоком Торы и создаст современную еврейскую школу для всех членов общины. Предложение было принято всеми. Было решено, что напишут мне «доверительное письмо» за подписью домовладельцев, которое даст мне полномочия выбрать человека, подходящего на место раввина общины, и если этот человек будет согласен выставить свою кандидатуру, они заранее обязуются полагаться на мою рекомендацию и выбрать его раввином.

Это было в среду вечером 15 ава (14 июля по юлианскому календарю). Я запомнил точную дату еще и потому, что на следующий день, в четверг 16 ава, 15 июля, был убит министр внутренних дел Плеве.