Мир, которого не стало

Между тем революционные настроения в стране усиливались день ото дня. Шейн уехал из Лохвицы, а я остался еще на месяц. В дом Дунаевских пришла учительница из Гадяча, тоже из семьи Зархович (ее звали Маня), но не из богатых. Она присоединилась к движению и блестяще проявила себя и в организации самообороны, и в пропагандистской работе, и в профсоюзных делах. Своей серьезностью, сдержанностью и душевностью, прелестной скромностью и любовью к людям, которыми она была наделена, Маня завоевала сердца всех товарищей. Во время нашей первой встречи я сразу подружился с ней. Когда я пришел к Дунаевским (я учил мальчиков ивриту), меня представили ей, и она спросила: «Вы не сын Бен-Циана Динабурга?» Я изумленно раскрыл глаза и ответил: «Что? Это я Бен-Циан Динабург». Она удивилась. Она думала, что мне сорок с лишним лет, и не ожидала, что я ее ровесник. Выяснилось, что я действительно ее ровесник: мы родились в один день, 2 января 1882 года.

Известие о моем реальном возрасте не подорвало ее доверия ко мне. Оказалось, что ошибка в определении моего возраста возникла в том числе и на основании ее беседы с Йехудой Новаковским, который рассказал ей о моих планах в Одессе по поводу партии, которую я задумал, а также бесед обо мне с Шейном. Это признание сопровождалось громким смехом, которым так часто смеются в юности, и послужило основой для крепкой дружбы. Между тем брожение нарастало. Мы знали, что в Лохвице действует организованная пропаганда по подготовке еврейских погромов. Эта пропаганда велась во всех городах губернии. Мы знали имена людей, которые ее вели: нотариуса в Гадяче, богатого лавочника в Ромнах, домовладельцев Лохвицы и прочих.

Мы вступили в переговоры с социал-демократами и Крестьянским союзом по поводу организации совместной самообороны, в которой бы помимо евреев нашей организации участвовали бы представители этих партий.

В конце августа была опубликована правительственная резолюция по поводу событий в Белостоке{546}, в которой правительство отрицало распространившуюся информацию о резне и отметило, что там было убито всего… 35 евреев и трое христиан и ранено всего 33 еврея. Мы знали, что это не так. В самой резолюции было прямо сказано: возможно, что цифры «не соответствуют действительности». Это «всего» было призвано напугать, а в конце резолюции содержалась по сути неприкрытая угроза еврейских погромов и убийств евреев. Резолюция несла евреям ужасные вести.

В течение сентября в ходе пропагандистской работы по вопросу выборов в Думу я познакомился со многими людьми из социалистических партий, украинского [национального] движения и Крестьянского союза, которые действовали в Лохвице, Лубнах и других городах. Когда объявили забастовку на железных дорогах, я был одним из немногих в городе, кто знал о происходящем в округе и о масштабах забастовки. Все ждали публикации манифеста о даровании конституции. Я был уверен, что нам нужно как следует готовиться, чтобы помешать выступлениям черносотенцев, погромщиков, организованных властями, и что это вопрос самый срочный. Я объяснял товарищам, что надо не редактировать всякие «манифесты», а быть готовыми к бою, стоять на страже и смотреть, как правительство будет реализовывать свои обещания. Товарищи со мной не согласились. Правда, в нескольких местах, в том числе в Лохвицах, моя точка зрения была принята. Об этом свидетельствует не только то, что мы смогли организовать совместную самооборону, в которой приняло участие около 30 юношей-христиан, но и то, что мы смогли повлиять на главу местного Крестьянского союза (его звали Бидро), члена городской думы, чтобы он объявил на заседании совета от имении участников самообороны, что, если произойдут погромы, дома всех членов совета, которые приложат руку к их организации, запалят со всех сторон. И всем следует знать, что в наши дни человеку сложно быть спокойным за собственную жизнь, если «дело» начнется.